Троице-Сергиева Лавра как объединяющий центр Русской земли

В истории каждого народа есть места особого зна­чения. Это может быть место известного сражения; или место съезда предков; или место какого-то чудотворно­го события. Такие места часто имеют огромное духов­ное значение. Они формируют и духовную и социальную личность. Также в некоторых условиях такие «оживляющие центры», по словам американского антрополога Clifford Geertz, имеют способность сформиро­вать (по крайней мере частично) самосознание целого народа и соединить периферию с центром. В северной Руси в XV-XVI вв. такую роль играл Троице-Сергиев монастырь.

Троице-Сергиевская Лавра 1890.jpg

Троице-Сергиевская Лавра. Открытка 1890 года

Паломники приходили в Троицу, чтобы поклонить­ся мощам покойного чудотворца и, как часто бывало, поклонение сопровождалось молитвами. В молитвах смешивались духовные устремления с мирскими, так как паломники стремились спасти свои души и души своих родственников и установить свое социальное положе­ние. Чтобы достигнуть своих целей, паломники спраши­вали «напоминания» у гроба святого, жертвовали монас­тырю землю или другое имущество. К середине XV в. святость преподобного Сергия была признана на всей русской митрополии. В то время, как и другие крупные монастыри в Европе, Троице-Сергиев монастырь стал центром значительной экономической «империи». Он владел имуществом во всех углах московского государ­ства; руководил сетью торговли по всей Русской земле.

Я решил рассказать вам историю рода Головкиных, потому что она во многих отношениях очень хорошо ос­вещает роль Троицы как объединяющего центра Русской земли. Во-первых, возможно проследить судьбы рода Головкиных до конца шестнадцатого века через шесть и даже семь поколений, большей частью благодаря тру­дам Н. П. Лихачева и С. Б. Веселовского. Во-вторых, Го­ловкины были совсем незначительным родом землевла­дельцев. Вотчины Головкиных находились далеко от главных центров культурной и политической жизни московской Руси. Их владения состояли из нескольких небольших сел и деревень в бассейне верхней части реки Мологи у города Бежецкий Верх (теперь Городец). С первой половины XV в. Бежецкий Верх был погранич­ным городом московского княжества на северной гра­нице тверского княжества по пути от Волги в Новгород Великий. Веселовский сделал предположение, что Го­ловкины были потомками новгородских бояр. Во вся­ком случае, первые Головкины, которые к 1440 г. появи­лись в документах Троице-Сергиева монастыря, не были из верхов московского общества, или даже из служило­го сословия московского княжества; они были местны­ми провинциальными вотчинниками, братьями Онисимом и Никифором.

Земельное и духовное присутствие Троицы оконча­тельно заложено было в Бежецком Верхе, когда князь Дмитрий Юрьевич Шемяка, вероятно, как душеприказ­чик покойного брата своего князя Бежецкого Дмитрия Красного подарил монастырю осенью 1440 г. село Присецкое (Присеки) вместе с деревнями и церквами Ильи Пророка, Николы и Спасо-Преображенским монасты­рем. В копийных книгах Троице-Сергиева монастыря появилось первое поколение Головкиных как косвенные участники в этом событии. Онисим и Никифор были послухами в купле Присек князем Дмитрием Красным. С тех пор и до конца XV в. дела следующего поколения все больше были связаны с темой Троице-Сергиева мо­настыря. Сыновья Онисима (Иван) и Никифора (Иван, Матвей, Михаил, Карп) приняли участие в целом ряде земельных сделок с местными представителями монасты­ря, в том числе раздела (2), продажи (1), межевания (1), обмена (1). В тех и других делах монастыря один из Го­ловкиных был послухом, по крайней мере, восемь раз.

Третье поколение Никифоровых в общей сложнос­ти насчитывало девять человек. Они появились в мона­стырских грамотах между седьмым десятилетием XV в. и тридцатыми годами XVI в. Один из них, Константин Михайлович, был первым из Головкиных вкладчиком Троице-Сергиева монастыря (27.07.1475-17.09.1478 гг.). С начала до сороковых годов XVI в. все девять сыновей Ивана Онисимова сына Головкина сохранили весьма тес­ные связи с Троицей. Старший, Семен, например, по­явился в монастырских грамотах восемь раз: в 1499/1500, 1527 и 1533/34 гг. в разъезжих, в 1527 г. в купчей, в двух грамотах 1532/33 г. Семен был послухом. Его братья Ан­дрей и Борис Ивановичи по благословению (по духов­ной?) своего отца в 1504 г. пожертвовали Троице-Сергиеву монастырю пустошь Язвище. В 1509/10 г. они ссудили с монастырских крестьян села Присек участки той же пустоши. Но когда-то, до того как в 1534/35 г. он готовил свою духовную, Андрей постригся в Троице-Сергиевом монастыре, в иноцех Андреян. В документах, относящих­ся к первой трети XVI в., также обнаруживается целый ряд Головкиных, или послухов, или писцов, которые не были прямыми потомками Онисима или Никифора.

Четвертое поколение Головкиных было числом двад­цать семь, двадцать один из них Онисимовичи, осталь­ные Никифоровичи. В периоде между самой ранней грамотой 1499/1500 г. и последней 1576/77 г. имена их появились как участников или послухов в двадцати двух грамотах, в том числе шести купчих, трех разъезжих, трех духовных, девяти данных и одной закладной. Докумен­ты, связанные с пятым поколением, относятся к пери­оду между 1527 и 1577/78 гг. Однако в пятом, казалось бы, что род Никифоровых вымер. Из двадцати трех Головкиных пятого поколения можно установить с уве­ренностью личность двух Никифоровых, но только по женской линии. Это Кузьма и Андрей, сыновья Филип­па Кожевникова и его жены Авдотии Ивановны Голов­киной. В 1510/11 г. с матерью Кузьма и Андрей продали деревню Обабково Троицкому посельскому в Присеках старцу Прохору. Деревня Обабково принадлежала отцу Авдотии, Ивану Михайловичу Головкину. В 1525/26 г. и в следующем году Кузьма послухом подписал купчие грамоты: «Кузьма Филипов сын Головкин», а не «Кожевников». Всего пятое поколение приняло участие в сем­надцати актах. Многие из них были те самые грамоты, в которых мы встретили Головкиных четвертого поколе­ния. Надо добавить, что в кризисе, который начинался с середины шестидесятых годов, характер экономичес­ких отношений между обоими поколениями и монас­тырем изменился. Количество земельных вкладов Го­ловкиных монастырю выросло почти в два раза (от семи до двенадцати). Головкины написали с монастырем пер­вую закладную грамоту. В то же самое время, свидетельствующее о более широком кругозоре этих поколе­ний Головкиных, можно указать, что купчие, для которых Кузьма Головкин был послухом, произошли в Москов­ском уезде. Дальше, вероятно в 1571/72 г., Оникей (Иосиф?) Гаврилович Головкин дал вкладом в монас­тырь свою деревню в Костромском уезде. В актах XVI в. (с 1546 г. по 1596 г.) шестое поколение упоминалось, по крайней мере, двенадцать, а, возможно, и четырнадцать раз, а седьмое – один или два раза. Насколько мне изве­стно, эти поколения добавили к земельным вкладам Го­ловкиных только два. Причина – закон 1584 г., запре­тивший приобретение церковью земель. Веселовский пришел к выводу, что к этому времени вследствие кри­зиса Головкины отдали Троице последние участки своей вотчины в Бежецком Верхе. «Разорясь, – продолжал Веселовский, – они (Головкины) поступали в монас­тырские слуги и в конце концов находили себе приют среди братии в хозяйстве монастыря». Хотя инок Андреян был первым Головкиным в Троице, Веселовский особенно указал на Евфимия Дмитриевича Головкина шестого поколения, который постригся в 60-х годах XVI в., в иноках Евстафий. Ирония его жизни была в том, что, как троицкий келарь с 1571 г. по 1581 г. и с 1583 г. по 1593 г., он управлял фондом монастырских земель (и значительно добавил к нему) во много раз большим, чем последние владения Головкиных в Бежецком Верхе, пе­редачей которых монастырю он заведовал. В это время и Евстафий накопил частное богатство достаточного размера, чтобы дать монастырю денежные вклады на сумму в 1500 рублей. Евстафий, как мы знаем, был важ­ным общественным деятелем. В 1583 г. он был одним из трех троицких старцев, которые приняли от царя Ива­на Грозного особый вклад в память о его покойном сыне. Он также был членом Земского VII собора 1598 г., кото­рый выбрал царем Бориса Годунова.

В связи с этим не нужно забывать, что, судя по его вкладу в Троице-Сергиев монастырь в 1579/80 г., Иван Дмитриевич Головкин, по всей вероятности, брат тро­ицкого келаря, как-то приобрел значительные владения в Московском и в Дмитриевском уездах. Не стоит так­же забывать других Головкиных, которые нашли свои судьбы в Троице или приписных к нему женских мона­стырях. Например, по духовной Якова Семеновича Го­ловкина он просит, чтобы постригли дочь его Евфросинию в Хотьковском монастыре в Радонеже, если она не выйдет замуж. Не была ли она «сестрой Евфросинией», по которой старец келарь Евстафий в 1586 г. дал Тро­ице 50 рублей? Т. В. Николаева нам сообщила, что как Евстафий (в 1603 г.), так и Иосиф (=Осип?=Оникей Гав­рилович) Головкин (в 1580 г.) и Евфросиния (в 1585 г.) были похоронены «у Сергия в Троицком монастыре». В 1569/70 г. в результате данной грамоты монастырь при­нял на службу с обещанием постричь Ратмана Тимофее­вича Головкина, двоюродного брата Якова. В той же са­мой грамоте сказано: постричь Бориса (Калимета), пятого Головкина. Наконец, мы знаем, что старец Вельямин Головкин в 1576 г. дал вклад в монастырь 30 руб., два коня и мерин, и в 1596 г. другой Головкин, старец Иона, дал вклад в монастырь 50 руб. «за то ево написали в сенадики с сельники»; также «за то ево приняли в служки», он дал 10 руб. «за сына своего Ивана».

В соответствии с изучением трансформации эконо­мического и социального статуса Головкиных возвраща­юсь к самому раннему исследователю, Н. П. Лихачеву. Это он заметил, что род Головкиных, исчезнув как род мест­ных вотчинников в XVI в., вновь появился на высоких уровнях государственной службы в XVII-XVIII вв.

Нельзя завершить исследование объединяющей силы места, где лежали мощи преподобного Сергия, не уделив внимание роли Троице-Сергиева монастыря в развитии русской культуры. Вопрос, конечно, сложный и много­сторонний. Все-таки, я думаю, что через исследование грамотности Головкиных можно осветить некоторые сто­роны этого вопроса. К счастью, монастырские акты со­держат обильные материалы для исследования такого сорта. Акты иллюстрируют переход Головкиных от мира «устной культуры» к миру, по большей части, определя­емому письменным словом. Значение этого приобще­ния огромно. Устная культура – временная, потому что она зависит от продолжительности человеческой жиз­ни или от прочности человеческой памяти; письменная культура имеет постоянство, которое в случае Троице-Сергиева монастыря сложилось в форме архива. С тече­нием времени устная культура ослабляется, а письмен­ная культура имеет вид подлинного, достоверного описания событий. Устная культура по существу своему – местная, потому что она зависит от постоянных встреч людей; с другой стороны, письменная культура «порта­тивная». Легко послать документ куда-то или разослать его по всей стране. Так только с употреблением пись­менного слова можно построить аккуратную историю рода, или общества, или народа. Самое важное, грамот­ность создает возможность дать общую культуру всему народу.

Насколько мне известно, троицкие монахи в Присеках не учили Головкиных писать. Но до какой-то сте­пени монастырь настаивал на том, что надо записывать свои земельные дела, в связи с чем участники таких сде­лок ознакомлялись с письменными документами. Мож­но представить себе, что грамотность была не нужна пер­вым Головкиным, которые принимали участие в делах с монастырскими посельскими старцами в Присеках. Они не присутствовали вместе со своими родственниками послухами тогда, когда слушались подробности дела. Но позже, когда делами занялось следующее поколение и троицкие старцы представили относящиеся к делу гра­моты, Головкиным стало необходимо уметь читать и, впоследствии, писать. У нас нет никаких данных о гра­мотности первых Головкиных, Онисима и Никифора. И во втором поколении из пяти Головкиных только старший Онисимов, Иван, был грамотным. Грамот­ность третьего поколения Головкиных едва ли была луч­ше. Из двадцати трех подписывал акты только Семен, сын Ивана Онисимовича. Но в это время другой Голов­кин неизвестного родства Федюня Захарьин сын под­писал послухом три акта.

Со второго десятилетия XVI в. количество грамот­ных Головкиных в последующих поколениях сильно увеличилось. Писали или подписывали грамоты тринад­цать из двадцати четырех или пяти Головкиных четвер­того поколения. Также муж Варвары Григорьевны Го­ловкиной Елизарей Иржевский был грамотным. По линии Ивана Онисимовича Даниил и Игнатий из че­тырех сыновей Семена вместе написали или подписали двенадцать грамот, и двоюродный брат их Василий Гри­горьевич Головкин сам прибавил одиннадцать. Грамотные у Никифоровых встретились в первой трети XVI в. только в лице Михаила (Останка) Даниловича Го­ловкина. До конца XVI в. грамотность такого рода в следующих поколениях Головкиных оставалась более или менее постоянной. Возможно установить личнос­ти тридцати пяти Головкиных, из которых шестнадцать были грамотными. Например, цитирую данную грамо­ту 1565/66 г., которую написал Некрас Иванович Голов­кин. Владельцы Троицкой вотчины деревни Микитина были его тетки и двоюродные братья: Феодосия, жена Осипа Нечаева Григорьевича, и ее сын Несвита, Орина, жена Ивана Григорьевича, и ее сын Александр. Послу­хами были семь Головкиных: Пятой и Шестой Алексан­дровичи, Облез и Иван Григорьевичи, Никита Гаври­лович и Дмитрий Суморокович. Из них только Никита не подписал грамоту.

Таким образом, мы описывали уровень грамотнос­ти, который можно охарактеризовать как «функцио­нальный», или узкий, в том смысле, что употребляемый язык был очень формальный. Нельзя предполагать из актовых данных, что Головкины в Бежецком Верхе были действительно грамотными на уровне «высокой куль­туры», то есть умели читать и понимать, не говоря уже о письме, например, хронографии или труды отцов Цер­кви. Но существуют данные о том, что, по крайней мере, один Головкин достиг высокого уровня учености. Это был троицкий келарь Евстафий.

Как утверждала Николаева, Евстафий написал две иконы преподобного Сергия, одну в 1588 г., связанную с сооружением нового сергиевского саркофага, вторую в 1591 г., на которой было изображено заступничество Сер­гия, к рождению у царя Федора Ивановича и царицы Ирины наследника. Чтобы выполнить эти поручения, Ефстафию надо было быть знакомым и с житийной ли­тературой о Сергии, в том числе с рассказами, в которых святой заступился за рождения царственных наследни­ков, и с иконописной традицией изображения событий из жизни святого. 

В заключение я хочу предположить, что, когда Евфимий Дмитриевич Головкин из Бежецко­го Верха стал троицким старцем Евстафием и позже ке­ларем, тогда под крышей монастыря он стал не только человеком знакомым с развивающейся высокой русской культурой, но и человеком, который ее создавал.

Дэвид Миллер

Источник: Троице-Сергиева Лавра в истории, культуре и духовной жизни России / Материалы международной конференции 29 сентября – 1 октября 1998 г. М.: Подкова, 2000. - С. 7-23.


7 мая 2020

< Назад | Возврат к списку | Вперёд >

Интересные факты

«Дело бывших монахов Троице-Сергиевой Лавры»
«Дело бывших монахов Троице-Сергиевой Лавры»
17 февраля 1938 года — особенный день в истории Троице-Сергиевой Лавры и Радонежской земли. В этот день были расстреляны несколько человек лаврской братии, а также духовенства, монахинь и мирян Сергиево-Посадского благочиния.
Подписание Екатериной II указа об учреждении Сергиевского посада
Подписание Екатериной II указа об учреждении Сергиевского посада
22 марта (2 апреля н. ст.) 1782 года императрица Екатерина II подписала указ, одним из пунктов которого повелевалось учредить из сел и слобод близ Троице-Сергиевой Лавры лежащих, «посад под имянем Сергиевской и в нем ратушу...».
Учреждение братского кладбища Троицкой обители
Учреждение братского кладбища Троицкой обители
23 марта 1861 года митрополит Московский и священноархимандрит Троице-Сергиевой Лавры Филарет (Дроздов) благословил учреждение на восточной окраине Посада «киновии усопшей братии Лавры» или, другими словами, братского кладбища Троицкой обители...
Исцеление крестьянки И. В. Фомичевой у мощей преподобного Сергия
Исцеление крестьянки И. В. Фомичевой у мощей преподобного Сергия
20 марта 1909 г. крестьянка Тверской губернии Ирина Васильевна Фомичева, 25 лет, получила исцеление ног у мощей преподобного Сергия.
Крестный ход вокруг Сергиева Посада
Крестный ход вокруг Сергиева Посада
В праздник Покрова Божией Матери в 1812 году по благословению митр. Платона (Левшина) наместник Троице-Сергиевой лавры совершил крестный ход вокруг Сергиева Посада для избавления города и обители от французов.