В неделю вторую великаго поста

СЛОВО

В НЕДЕЛЮ ВТОРУЮ ВЕЛИКАГО ПОСТА.

Какую похвалу Евангелие приписывает жителям града Капернаума: ту же самую похвалу достойно заслуживают и жители благочестиваго града сего. О Капернаумлянах бо ныне слово Божие возглашало нам, что, когда услышали они о небесном Учителе, яко в дому есть, и абие собрашася мнози, яко же к тому не вмещатися ни при дверех¹. Не то же ли самое увеселяет днесь очи недостойнаго пастыря вашего? Но, что я говорю, очи мои? очам Ангелов и самаго Бога сие зрелище есть усладительно. Сие собрание, яко река в полных своих брегах тихо протекающая, усердием благочестия и слова Божия одушевленное, в толиком множестве в дом Божий стекается; яко, могу сказать со Евангелием, не вмещатися ни при дверех. О блажен я по вас! блажени вы сами по себе!

Видите, братие! в чем состоит истинная слава. Не думаю, чтоб между Капернаумлянами не было многих богатством изобилующих, честию превознесенных, могуществом сильных: но о всех их молчит Евангелие, и как бы недостойными их воспоминания почитает: а только поминает, проповедает и превозносит тех, которые усердием были привязаны к слышанию спасительных поучений. Столько веков прошло: но память их и слава не прошла, да и не прейдет, доколе будет проповедуемо сие Евангелие, доколе сии будут стоять жертвенники, доколе основания небеси и земли не поколеблются.

Но как вы уподобили себя Капернаумлянам в охотном к слышанию слова Божия стечении: так уподобимся же и в том, чтоб о сем предложить теперешнюю беседу, что их тогда и мысль и очи приводило во удивление?

Пред ногами небеснаго Врача положен был один разслабленный, принесенный четырьми милостивцами. Спаситель изрек разслабленному: Отпущаются тебе греси твои.² Зависть Фарисейская при сем не умолкла: они сие величайшее Сына Божия благодеяние не оставили в худую сторону перетолковать: Что, де, сей тако глаголет хулы? кто может оставляти грехи, токмо един Бог?³

Из сего выходит нам сделать три примечания: 1е, о сострадании к ближнему. 2е, о отпущении грехов душевных, когда только ожидаемо было одно исцеление телесное. 3е, о зависти, которая нас в подвиге добродетели не должна в слабость приводить. Разсмотрим каждое особь.

Разслабленный не имея во всем теле своем движения, нашед четырех, которые сжалясь о нем, взяв его на себя, и разобрав потолок, [ибо за теснотою народа в двери внести его не возможно было] принесли пред Врача душ и телес.

Могли они его презреть: могли полениться таковой труд на себя принимать: могли извиниться своими недосугами: могли сказать, что есть у них за кем и дома ходить: могли еще и усумниться, что будет ли принят таковой принос. Но ничто не поколебало добрыя души сих благочестивых людей. Знать, что они разсуждали: мы люди; родились не для себя токмо, но и для других: весь человеческий род есть, яко едино тело: а мы все друг другу члены: члены же друг другу помогать должны, чтоб все тело было цело и сохранено. Сей разслабленный есть человек, есть наш член. Ежели его презреть: то презреть и человечество, котораго мы и сами участны. Ежели его презреть: то презреть общество, котораго равно он, как и мы члены. Нет! мыб чрез то показали, что или не человеки мы, или не сограждане мы: пойдем, поможем сему нещастливому.

Знать, что они разсуждали: мы люди; не составлены из железа или камня. Тем же слабостям, тем же болезням можем быть всегда подвержены. Ныне мы здоровы: но кто знает, что заутра с нами случится? Ежели презреть сего разслабленнаго: то или глупо думать, что будто мы от всех злощастных случаев удалены: или заслужим, чтоб и нас также в подобном случае презрели, как мы презираем других. Нет! пойдем, поможем сему нещастливому: а вось-либо ею же милосердия мерою мерим мы, тою же когда нибудь возмерится и нам.⁴

Знать, что они разсуждали: мы люди; всех нас из ничего произвел един Творец. Он Отец един всем нам. Мы род его есмы: мы все, аще и недостойны, но его дети: так мы все между собою сродные: мы все между собою братия. Сей разслабленный тех же рук создание, которых и мы. Он нам сроден, он нам брат. Так естьли презреть его, то дадим думать о себе, что мы или не признаем Бога общим всех нас Отцем, или гнушаемся почитать того за брата, котораго Бог сам не гнушается вменять за своего сына. Нет! Пойдем, поможем сему нещастливому, и тогда-то удостоимся прямо назваться сынами Вышняго, когда мы милосерды, якоже и Отец наш небесный милосерд есть.⁵

Вот каковыя разсуждения побудили оных честных людей помочь разслабленному в его злощастнейшем состоянии. Разсуждения самыя святыя, и с разумом и с Евангелием сходственныя. Им и подражать похвально, и не подражать постыдно.

Да имеем и мы довольно столькож нещастливых, сколько и нынешний разслабленный. Сколько больных, которые по бедности своей не имеют что за лекарство заплатить. Сколько малых сирот, которыя остаются без призрения и воспитания, и чрез то или ни к чему неспособными, или и развратными становятся: сколько дряхлых стариков, которые и с болезненною старостию и с скудостию борются: сколько вдовиц, которыя, остаясь без защиты, в одних слезах утешение находят: сколько девиц, которыя по бедности, лишаясь замужства, принуждены опасности подвергать свою добродетель.

Не есть ли долг, на таковых обратить нам внимание свое и благодетельную сердца склонность? доколе будет нас занимать роскошь с безчестием нашим? доколе благословенное имение не обратим на благодетельство другим со славою нашею? К чему сии непомерныя и в столах и в одеждах излишества? К чему сие хранимое многое имение без всякаго употребления? пышная одежда, роскошной стол, заключенное богатство, никакой нам ни славы, ни похвальной памяти не доставят. А сирота тобою воспитанный, больной вылеченный, дряхлой призренный, вдовица утешенная, девица в замужство снабденная, златыми словами имя твое в сердце своем напишут, имя твое с сладостию воспоминать, и тебя благодетелем, отцем, покровителем, богоподобным вечно прославлять не престанут. Сие есть сладчайшее удовольствие в жизни. Сие в вечности нам Бога учинит милостивым. Но приступим уже ко второму предложению.

Когда и принесшии разслабленнаго, да и сам разслабленный ожидал телеснаго только исцеления; но Сердцеведец отпущает прежде ему грехи: Отпущаются тебе греси твои.⁶ А сие значит, что мы прежде должны о душе старание прилагать, а потом о теле: или паче, чтоб единственно о душе прилежали: а телесное благосостояние само собою из того последует. Как? ежелиб имел ты недостаток в пищи, одежде и прочих нуждах телесных: потщись просветить мысль свою обучением какой либо науки, или художества, напряги притом душевныя силы свои на труды и подвиги. Промыслитель тварей благословит труды твои, и пошлет нужное к твоему пропитанию. Одна леность и праздность, пороки душевные, раждают скудость. Хощеши ли предостеречь тело свое от болезней? приобучи душу свою к воздержанию, чтоб в пищи и питии и трудах хранить ту меру, которую благоразумие предписывает. От невоздержания все почти болезни проистекают. Изсуши сей вредный источник; и будеши иметь тело здравое, к трудам сносное, долгожизненное: а паче сохрани благочестие. Оно есть отец всякия добродетели. Оно предохранит тебя и от скудости и от болезней. Ибо пекущийся небесный Отец о последней птице, презрит ли тебя превосходное создание? Или когдаб скудость и болезни случаем тебя отяготили: Божия благость на твою добродетель обратит очи всех добродетельных людей, и в их щедротах приготовит тебе утешение. Не видех бо, говорит Пророк, праведника оставлена, ежели не от людей, то по истинне от Бога.⁷ Никто нас повредить не может, разве мы только сами себя.

Се проходим мы поприще святыя четыредесятницы. Время благословенное, время на излечение душевное назначенное. Для чегож нам хотя сие время не употребить, чтоб быть обрадованным сим сладчайшим гласом: Чадо! отпущаются тебе греси твои?⁸ Мы и всегдаб должны о сем помышлять: но снисходя немощам нашим Господь кратчайшее время благоволил нам предписать. Но чем оно у нас от других времен различествует? пища иная: но и сие многие пренебрегают с оскорбительным для церкви нарушением и с явным для немощных соблазном. Пища иная: но пресыщение то же. Питие другое: [да когдаб другое!] но невоздержание и пиянство то же. А прочия дела во все течение года, или во все течение жизни те же. Те же зависти, те же вражды, те же клеветы, те же корыстолюбия, те же греховныя дела.

Мы наступающу посту велегласно вопием: Господи! покаяния отверзи ми двери. Покаяния отверзи ми двери. Се покаяния двери уже отверсты. Но мало кто в них входит. Или и входит, но боязненною и лицемерною ногою. Ибо сие есть лицемерие, возлюблении! каяться, но некоторыя греховныя болезни в самих себе скрывать: или хотя и не скрывать, но делать то не по глубокому размышлению, но по наружному обыкновению. От сего-то происходит, что мы тотчас, как только вышли из врачебницы духовной, паки на те же постыдныя дела обращаемся. Где нет истиннаго покаяния, там должно сему быть. Лицемерие не исцеляет раны, но только на время ее прикрывает, да и прикрывает, чтоб после в тяжчайшем припадке ее открыть.

Исправим себя, возлюбленнии! в сих недостатках наших; да и исправим, ежели токмо восхощем. Ибо сие стоит не большаго труда: Не зачем моря преплывать: Не зачем горы копать: Не зачем имение тратить: стоит только одного нашего добраго произволения. Нынешние Фарисеи осуждали Христа за благодеяние, и его спасительное действие хулою почитали. Пусть бы и нас стали осуждать развратные люди! пусть бы толковали с посмеянием, что мы вдруг стали набожны, что будто и без поста не можно спастись, что будто и без церкви не можно на постеле молиться, что будто и без исповеди не льзя покаяться, что будто и без поповских разсказов не льзя правды узнать: но мы свободною ногою да обходим сии сети разставленныя от лукаваго: такия разсуждения есть мудрование века сего, есть плод развратныя и нечестивыя души. Мы да последуем гласу Евангельскому! Болезнуем мы с разслабленным: да востанем с ним силою Врача душ и телес: бросим греховный одр свой: пойдем путем Господним непорочно, ходя, и скача и хваля Бога. Аминь.

Сказывано в Москве в Чудове монастыре 1777 года Марта 12 дня.