На рождество Христово

СЛОВО

НА РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО.

Настоящий церкве Христовы праздник есть слава веры и признание того превосходства, которое над нами земнородными имеет Великий Бог. Всякое действие, которое на нашем понятии основано, есть действие человеческое; следовательно ничего в себе больше не заключает, как, что есть свойственно человеку, весьма в понятии ограниченному. Но когда мы и в том уверены, что сокровенно есть во глубине премудрости Божия, сие возносит нас выше самих себя: ибо делает нас участными не таин человеческих, но самых таин Божиих. Сие великое преимущество свойственно есть единым Христианам, просвещенным верою.

Самые язычники в законе своем имели тайны: тайны подлинно, по своей безместности, тьмы и мрака достойныя: однако к принятию их не все были допущаемы, а только одни просвещением и доброю жизнию отличившиеся. Кольмиж паче для Християн потребна чистая вера и совесть добрая, чтоб могли они просвещенны быть познанием великих таин христианских. И для того древние церкве учители, когда толковали высокие догматы Евангелия, то никому из иноверцов присутствовать тут не допускали, а притом при изъяснении высокия и не всякому удобьпонятныя таинств тех силы, обыкновенно говаривали: Знают сие верою просвещенные.

Нынешнее торжество содержит в себе первейшее христианское таинство. Что бо превосходнее, что премудрости Божия достойнее быть может, как Богу самому открыть себя нам под покрывалом нашея плоти, и устроив чудесное соединение двух безконечно различных естеств, Божескаго и человеческаго, нас зделать участными благодати Божества самым нераздельным образом? Сие мы по возможности и постигаем, и приемлем, и содержим, и проповедуем средством святыя веры. Почему о ней и разсуждение настоящее предложить почитаю я за приличное.

Ничто столь часто в христианском учении не поминается, как вера: но и едва ли что меньше прямо понимается, сколько она. При самом начале да не дерзнет кто сказать, что вера и не вмещает точнаго понятия: ибо, де, что разумом кто понимает, то уже и не есть вера. Никак! Вера без твердаго основания быть не может: иначе вышлаб из того истинны и лжи весьма опасная смесь.

Без твердаго, говорю, основания, вера быть не может. Сие основание есть просвещение мысли и добродетель души. Сие в ком есть, того озарит и светлейший веры свет: а без того вера места иметь не может: ибо в злотворную душу не входит дух премудрости. Подлинно не льзя человеку узнать все стези, по коим шествует вышняя премудрость: но довольно, что он узнает, что Бог есть премудр. Не льзя человеку узнать все сокровенные способы, коими Бог тварям благодетельствует: но довольно, что он ясно понимает, что Бог есть самая благость. Не льзя человеку совершенно понять все многоразличные образы, коими он наказывает преступников: но довольно, что человек не может отрещись, что Бог есть совершенно правосуден. Вот уже и есть в человеке основание веры. Мысль просвещенная, добродетелию подкрепляемая, кладет сие основание: а на сем уже основании Августейшая вера сооружает священный храм таинственнаго познания.

Сие изъясним, разобрав самый состав веры. Ты и мыслию своею понимаешь, что есть Бог: но мысль наша многим слабостям, многим недостаткам бывает подвержена. Она о сей великой бытия Божия истинне иногда находит сумнения, что будто мир самослучайно стал, нет никакова тому начала, все вещи произвольно несутся, не имея никого, ктоб ими управлял. При сих мысли слабыя сумнениях, когда добродетельный человек воззрит во глубину сердца своего, во внутренния згибы совести своея, чувствует в себе некоторый нежнейший глас, который вопиет, что есть всех тварей Отец: что в руке Его содержатся вся: что без сего сердце поражается унынием, а совесть остается без утешения. Сей глас, как и откуду приходит, мы прямо не понимаем: а однако тем не меньше его присвояем себе, и услаждаемся им: сей глас, говорю, есть глас веры: и по силе ея уже ты не только понимаешь, что есть Бог, но и веруеши быти Богу. И сие знание есть твердое, поелику не на одной только слабой мысли нашей утверждается, но и на божественной веры силе.

Признаем паки мы разсуждением своим, что Бог управляет миром, что Он по воли своей располагает все действия тварей, и приводит их к тем концам, которые от самыя вечности назначила премудрость Его. Но сие разсуждение есть ли столь твердо, чтоб на нем одном безопасности можно было положиться? никак. Мысль человеческая, яко слабая, в сей истинне разными случаями может колебаться. Видит она различныя в мире превращения, и многия из них представляются ей аки несходными ни с порядком, ниже с справедливостию. Когдаб на пример по нашему разсудку следовало быть сиянию солнечному, тогда пролитие дождей наводняет все: или когда видим, что который человек по нашему мнению достоин был бы лучшия участи, тот находится в презрении, или и в страдании: а напротив порочных людей предприятия бывают успешны, и дают еще им случай хвалиться удачею хитростей своих. Все таковыя и подобныя часто сретающияся сумнения могут удобно поколебать мысли нашей уверение, которое мы имеем о промысле Божием.

При таковом опасном положении должна тотчас к подкреплению нашему поспешить помощь святыя веры. Мысль твоя колеблется сумнениями: но внутреннее сердца чувствие взывает, что Бог есть твой Отец, и святое Его осенение управляет шествия твои. Когда ты понимаешь, что Бог есть премудр, то уже святая вера утверждает тебя, чтоб все в свете случаи почитать порядочными и справедливыми: и естьлиб мысль твоя инако тебе их представляла, вера повелевает сие приписывать своему недоумению, а не унижать высокаго понятия, кое ты имеешь о премудрости Божией. Когда сие прямо с здравым разсудком сходственно, что Бог есть благ и правосуден: но в то же бы время некоторые случаи казалися мысли твоей быть несходственными с благостию и правосудием, святая вера разгоняет сие сумнение, и просвещает, чтоб в сих случаях признавать тебе слабость понятия своего, а хранить во всей силе утешительное уверение о благости и правосудии Божии. Так поступая уже не только признаешь ты быть промыслу, но и уверуеши быть промыслу, и таковое понятие верою утвержденное ни чем поколебаться не может.

Приложим сие разсуждение к ныне празднуемому великому веры христианския таинству. Величества безконечнаго Богу сойти с небес, в Девичестей утробе принять плоть, и безсеменно родитися, есть непостижимо понятию нашему, но постижимо всего того основание. А оно есть, что мы ни мало не сумнимся ни о благости Божией, ни о всемогуществе, ни о премудрости. Когда же в сем уверены, то можем ли сумниться, что Бог желает спасения человеческому роду; что все естества уставы в Его состоят расположении; что нет ничего невозможнаго премудрости Его. Мы сим не довольны: хощем еще знать и самые способы, коими Бог то и другое производит: хощем испытать и самыя стези, по коим шествует премудрость Его. Но сие есть уже любопытство, преходящее те пределы, кои нам от Бога поставлены. Довольно, что мы понимаем существо дела: а способы, коими оно происходит, оставим вышнему разуму и Отцу светов.

Когда воплощение празднуем Сына Божия, довольно для нас, со благоговением признать пекущуюся о нас благость Божию, и столь к нам снисходящую, что сам Бог зрак раба приемлет. А с чувствием таковым да соединим тщание споспешествовать благодати Божией. Он нашу плоть приемлет: мы да храним ее в чистоте, чтоб достойным была Его вместилищем. Он смиряет себя: мы покаянием да повергаем себя пред ним, яко землю и пепел. Он сходит на землю: мы да воображаем небо, чтоб восходит на оное лествицею Иаковлею по степеням добродетелей. Аминь.

Сказывано в Москве в Успенском соборе, 1777 года.