В неделю православия

СЛОВО

В НЕДЕЛЮ ПРАВОСЛАВИЯ.

День, который мы празднуем, для церкви есть торжественный, и по тому радостный, но вкупе и печальный. Радостный: ибо истинна утесняемая получила светлую победу, и сквозь облаков и тучей, силившихся ее скрыть и помрачить, напоследок возсияла. Но вкупе и печальный: ибо некоторые плыв благополучно корабль свой сокрушили о камень заблуждения, и в бедственном спасения своего потоплении погрязли. Церковь есть сердобольная Мать; все ея дети: одни здравые, другие немощные. Радуется она, видя одних в недрах своих опочивающих в спокойствии духа. Печалится о других, стараясь немощь их исцелить врачебными благодати средствами: но о тех болезнует и сокрушается, в которых, по Пророку, от главы до ног нет целости, все язва, все струп,1 нет места, гдеб можно было приложить пластырь или обязание.

Что значит на некоторых произносимое оное ужасное слово, анафема? для того ли церковь сии страшныя стрелы бросает на нещастливых грешников, чтоб их жалостную судьбину отяготить? никак: и их жребий есть в руце того, котораго милосердие и правосудие равно есть безконечно и равно всегда свято и ненарушимо. Но сим громом поражает наши слухи, дабы от таковаго нещастливаго жребия других чад своих предостеречь, и примером одних злощастнаго приключения другим дать наставление к благоразумному поступок своих управлению. О! блажен, котораго других бедствия делают осторожным!

Разсмотрим мы, какия причины человека могут привести в заблуждение веры. Ибо и врачи так поступают, которые, хотя истребить болезнь, прежде причину оныя истребить стараются. Заблуждение в вере есть болезнь лютая и тяжкая, и причины ея суть многообразныя. Болезнь, говорю, лютая. Ибо может ли что быть страшнее, как погрешать в том, или еще и вооружаться противу того, что предмет имеет самаго Бога, конец спасение, плод дражайшее духа спокойствие.

Причины таковаго заблуждения главнейшия суть: невежество, ложное просвещение, и развратная жизнь. Разсмотрим мы каждую особь.

Вера свое имеет основание в книгах от Бога нам преданных, и они в себе содержат правило веры. Хотя сии священныя книги так написаны, что можем мы постигнуть их совершенный разум и прямую силу, но так при том, что нужно для сего иметь прилежание, просвещение и благоразумное руководство. Ежели последнее художество требует прилежания и научения, чтоб оное порядочно выразуметь, то кольми паче сего требует духовное веры училище. Сие великое море не льзя благополучно преплыть без мудраго кормчаго. Почему, естьлиб кто в сей великой науке ни мало не упражняясь стал таинственныя истинны располагать по слабому разсудку своему, и дерзнул бы, так сказать, неумовенными руками прикасаться к вещам священным: не льзя, чтоб не впал он в бедственное веры заблуждение.

Но есть еще надежда таковому в погрешности своей исправиться, ежели она только от одного произошла невежества. Ибо, при всяком случае, когда истинна таковому в своем откроется виде, или благоразумнаго улучит наставника: то оный мрак разсыплется, и прямый свет его осияет. Но что? естьли к сему пристанет упрямство, которое тем сильнее по нещастию в человеке действует, чем он самолюбивее. Все, что в первом случае с ним сретилось, что им самим изобретено, что он долговременным размышлением сам в себе питал, в чем еще может быть по нещастию и других уверил; все то ему кажется истинным и неоспоримым: или по крайней мере, когдаб кто стал его в противном уверять и убеждать; от своего мнения ему отстать кажется уже постыдно и предосудительно.

Отсюду произойти должно упорное погрешительнаго своего мнения защищение: а из того ереси и расколы. Сие весьма благоразумно объяснено в уставе духовнаго регламента: когда, де, таковые неосновательные мудрецы богословствуют, не льзя им не еретичествовать: за невежеством бо своим удобь проговорятся, а мнения своего изреченнаго переменить отнюд не хотят, чтоб не показать себе, что не все знают. А мудрии мужие сие между собою утвердили пословие: Мудраго человека свойство есть отменять мнение. Таковое разсуждение нещастным примером своим утвердили еретики и раскольники всех веков: как то сие известно есть всякому, кто хотя мало упражнялся в чтении церковной истории.

Но такой же печальной пример и мы всегда пред очами своими видим. Сии немощные наши члены, сии болезнию раскола недугующие в том с нами раздираются, что всяк просвещенный не почтет, чтоб стоило оно каковаголибо уважения. По чему естьлиб невежество их не помрачало; а упрямство не представлялоб мудрованием таковое невежество: то и не былоб сей тяжкой раны, или удобноб она излечиться могла. Но ныне по нещастию времен сия лютая для церкви, да и едва ли и не для общества, язва свирепеет, и лечителныя руки не приемлет. Почему утроба церкви Христовой чувствительно сокрушается, и с слезами и рыданием на таковых произносит она страшное от общества христианскаго и главы ея отлучения определение.

Вторая причина заблуждения в вере есть ложное просвещение. Под именем сего разуметь надобно, когда кто прикоснулся одного только края наук: однако о себе высоко мудрствует, и почитает уже себя созревшим в мудрости. Таковое просвещение, яко токмо наружное, есть несовершенное: а поелику из онаго выходят худыя следствия; то по тому и вредное, и едва ли не вреднее самаго невежества. Не для того, чтоб оно было неполезно само чрез себя: ибо и малейший свет лучше тьмы: но когда оно себе присвояет высокие духи, и мечтательности своей меры не ставит; тогда не льзя сказать, сколько оно есть опасно. Ибо мнимый ученый как еще недостаточное о всем имеет понятие, а по тому и основательно мало о чем разсудить может; однако при всем том мнит, что нет ничего ни для понятия его, ни для разсуждения труднаго: то потому обманчивыя мысли свои почитать будет святыми, и слабыя свои разсуждения догматами. Да когдаб сия, так могу сказать, дерзость состояла в пределах той науки, в которой кто сколько нибудь упражнялся. На пример, получив некоторое знание в грамматической науке, разсуждал бы только о грамматике, а не о философии: или приобретши некоторое понятие о философской науке, разсуждал бы только о философии, а не дерзал бы еще положительно чтолибо утверждать о Богословии. Но сия нещастливая смесь в самомнительной голове действует без разбору. О всем отважно разсуждает: о всем дерзостно догматствует: и все священные пределы преломить стремится.

Известно, что святейшия веры догматы сколько суть высоки, столько и нежны. Высоки: ибо предметом имеют Бога, его действия непостижимыя: вещи превыспренния и небесныя. Нежны: ибо сопряжены с совестию. И потому сколько надобно просвещения, столько и осторожности. Просвещения, которое не столь трудом приобретается, сколь благодатно вливается от Духа Святаго в душу непорочную. Осторожности, чтоб чью совесть не обезпокоить, и братию немощную не поколебать в том, что хранит их спокойствие душевное. О! когдаб сия истинна апостольская служила правилом всякому: Разум убо кичит, а любы созидает.2 то есть, разум без любви делает человека токмо гордым, и потому вредным. А любовь к ближнему советует, чтоб остерегаться и от тех слов и поступок, которые, хотяб сами чрез себя были и не предосудительны: но для другаго немощнаго, то есть, понятием недостаточнаго, соблазнительны. Разум убо кичит, а любы созидает.

Кажется, ни которой век столько не был нещастлив самомнительною и дерзостною ученостию, сколько нынешний. В наше отечество от некотораго времени взошли науки: и с сим славным пришествием мы должны бы поздравлять самих себя. Но какие мы от них видим плоды? подлинно не льзя не признать, чтоб многие сим просвещением не возпользовались, и не учинили бы себя полезными для церкви и отечества. Но сколько же и таких, которые спасительное сие врачевство в яд себе обратили? Не говорю уже о нравах своевольных, о роскоше, о мотовстве, о сладострастной праздности, о неуважении и дерзостном нарушении всего священнаго. Не говорю теперь о сем: ибо моя речь не к тому клонится. Никогда столь смело не было разсуждаемо и говорено о вещах веры святейших. Таинственныя истинны кладутся на слабейшие весы разсудка человеческаго. Едва ли какой разговор почитается сноснее, или еще и приятнее, как тот, в котором с посмеянием перетолковываются уставления церкве, предания древнейших веков, дражайший залог наших почтеннейших предков. Что в таких душах может быть священно и неприкосновенно, когда августейшая вера в них есть игралищем страстнейших разсуждений? Оставляю доказывать, сколько таковыя разсуждения суть неосновательны и ложны: да и не имею нужды доказывать! ибо одна веры святость есть уже составом для всякаго неприкосновенным. Скажем только то, откуда они таковую получили власть? Всякой в церковном обществе Христианин есть член, так как и в гражданском: но во обществе гражданском никакой член никакова узаконения, хотяб оно и не основательным казалось, пересуждать или отвергать права не имеет: и естьлиб такое своевольство попущено было, надобноб во всем произойти вреднейшему разстройству. Кольми паче во обществе христианском никакой один член никаковаго установления, хотяб оно и сумнительным казалось, предосуждать и опровергать права иметь не может: и естьлиб такое своевольство было попущено; надобно разорваться той священной веры связи, которая всех теснее нас друг со другом соединяет.

Всяк же благоразумный и в том и другом обществе член не то должен утверждать, что ему мнится быть достоверным, но что другим и всему обществу полезным. Ежели на сем основании всякаго разсуждения будут располагаемы: святейший веры союз останется непоколебим, и сладчайший ея плод, любовь и добродетель сделает нас телом живым и здравым. Но сего не может быть дотоле, доколе и в воспитании и во всех науках обучение закона и твердое его хранение не будет основанием. Ибо разрушив, или не наблюдая онаго, не льзя не произойти различным мнениям, вредным для веры, опасным для общества: а из того выйдет сама собою развратность нравов, которую мы положили третиею причиною заблуждения в вере.

Развратность нравов не может быть, разве опровергнуты будут наперед законы добрых нравов. Ибо развратность ни что иное есть, как следование страсти, а не закону. Но сего не довольно. Та же развратность, чтоб себя более утвердить, имеет сие следствие пагубное, дабы все то, что ее постыдить или разрушить может, представить себе или трудным, или невозможным, или неосновательным, или смешным, или еще и постыдным. Известно, что развратности нравов ничто не есть столь противно, как вера. Ибо она препятствует прихотям, постыждает страсть, у склонностей плотских отнимает волю. Развращенная душа на таковое светило смотрит со отвращением: болезненным ея очам свет ея противен: истинна ея прободает нежное страсти место. Почему дабы из сих затруднений себя извлечь, старается отвсюду себя заградить, чтоб спасительное ея напоминание к ней не доходило: а когдаб и дошло, но меньшеб действовало; то выдумывает разныя сумнения, противоречия, смешныя заключения, и оныя присвояет святости веры, дабы она тем отвратительнее ей казалась, и следовательно тем бы меньше препятствовала поступать по своим прихотям. Вот источники, из коих нечистые заблуждения в вере проистекают потоки.

Узнав сии, величайшее могущия причинить нещастие, причины, да управляем себя благоразумием и добродетелию. Щит веры да будет надежнейшею против порока преградою. Да освящаем уста свои благоговейным веры проповеданием, да успокоиваем дух свой непорочным ея хранением. И без того в мире сем коловратном много имеем мы случаев к смущению. Почтож при сем еще терять и внутреннее спокойствие? а паче, когдаб нас мирския суеты и непостоянства мучили заботами; тогда мы хотяб сим утешить себя могли, что дух наш спокоен и совесть не зазорна. Аминь.

Сказывано в Москве в Успенском соборе 1777 года, Марта 5 дня.



Оглавление

Богослужения

29 марта 2024 г. (16 марта ст. ст.)

Частые вопросы

Интересные факты

Для святой воды и масел

Стекло, несмотря на свою хрупкость, один из наиболее долговечных материалов. Археологи знают об этом как никто другой — ведь в процессе полевых работ им доводится доставать из земли немало стеклянных находок, которые, невзирая на свой почтенный возраст, полностью сохранили функциональность.