Слово в неделю первую великаго поста

СЛОВО

В ПЕРВУЮ НЕДЕЛЮ ВЕЛИКАГО ПОСТА.

Время настало покаяния! так вот Евангелие и восклицает: Отселе узрите небо отверсто (Иоан. гл. 1, ст. 51). Конечно покаянием дверь небесная отверзается. Толцыте, написано, и отверзется вам (Матф. гл. 7, ст. 7). Ударение сие есть сокрушение сердечное. Ударяешь ты в сердце, а отверзается дверь небесная. Но какое одно с другим сходство? Кажется сердце от небес отстоит безконечно. Никак! Царствие небесное может внутрь нас самих быть (Лук. гл. 17, ст. 21). Где есть Бог, там есть и небо: когда его милосердие к нам преклоняется; тогда отверзается для нас дверь небесная. Когда благодать его в нас присутствует, тогда царство небесное, и все небо внутрь нас есть. Не толико Богу приятно небо, колико душа непорочная, или душа кающаяся. Небо, и небеса небес его не вмещают: а в таковой душе он обитает. Отселе узрите небо отверсто (Иоан. гл. 1, ст. 51). Так чтож? Пусть для нас небеса отверзутся. Но что усмотрим мы в сих отверзающихся небесах? Может быть оттуду возблистают страшныя молнии: может быть, оттуду загремят поразительные громы, и силы небесныя подвигнутся к истреблению нашему. Будет конечно время, что небеса отверзутся, и Сын человеческий приидет во славе своей (Матф. гл. 25, ст. 31): но род человеческий вострепещет и возрыдает. Возрадуются подлинно праведники: но грешные и нечестивые будут вопить горам: падите на ны; и холмам, сокрыйте ны от лица седящаго на престоле (Апок. гл. 6, ст. 16).

Конечно мы не можем желать, чтоб в таковом виде отверзлися для нас небеса. Но хотяб мы того и не желали: однако грехи наши и беззакония отворяют для нас небо в страшном виде правосудия Божия. Не Бог, а сами мы тому виною. Он не погибели, а спасения нам хощет. Бог отверзает нам небо милосердия, а мы его затворяем: затворяем; да и ключь, коим небо отпирается, далеко от себя бросаем, чтоб оно никогда для нас не отверзалося. Понеже от грехов своих отстать не желаем. Сей ключь есть покаяние. Когда захочем, всегда можем мы им отверзать небо. Так доколе будем жестокосерды? Доколе столько нерадивы? Поищем сего ключа, который столь далеко от себя забросили. Се ныне время благоприятно: се ныне день спасения. Но почто, ныне, о сем скажу я после. А теперь покажу, что и всякое время есть способно к покаянию.

Слышали вы в нынешнем Евангелии о добром Нафанаиле: он сидел один в отдаленном и сокрытом месте под густою тению дерева. Думал он, что его никто не видит и видеть не может. Делал, что хотел, никого и ничего не опасаясь. Всевидящий и там его видел: Суща под смоковницею видех тя (Иоан. гл. 1. ст. 48). Удивился и ужаснулся Нафанаил: ибо помыслил в себе, что он, может быть, сокрывшися чтонибудь непристойное или постыдное делал, и не думал, чтоб ктонибудь на свете видеть то мог. Но вот очи Всевидящаго, да и очи святейшия, очи ни на что худое не взирающия, все видели: видели не только дела и слова, но и самыя мысли, и настоящия, да и будущия. Суща под смоковницею видех тя. Все сие воображая Нафанаил, возопил:Ты еси Сын Божий: ты еси Царь Израилев (Иоан. гл. 1, ст. 49). Я несчастливый думал, что меня в том сокрытом месте никто не видит, никто не слышит, никто за мною не примечает. Но вот вижу, что ты, Боже! все видел, все слышал, да и более, и обстоятельнее, нежели я сам. Господи! искусил мя еси, и познал мя еси: Ты познал еси седание мое и востание мое. Ты разумел еси помышления моя издалеча. Стезю мою и уже мое Ты еси изследовал, и вся пути моя провидел еси (Псал. 138, ст. 1, 2, 3). Ты еси Сын Божий; Ты еси Царь Израилев (Иоан. гл. 1, ст. 49).

Душа грешная, но во грехах не ожесточенная! Вот тебе наука к покаянию. Истинное покаяние требует не одного признания грехов: требует и исправления: уклонися от зла, и сотвори благо (Псал. 33, ст. 15). Признай грех; да и убегай от него. Се здрав был еси: ктому не согрешай (Иоан. гл. 5, ст. 14). Но что потребно для сего, чтоб простирая, так сказать, на грех руку, тотчас оную удержать? Потребно всегда с Нафанаилом в мысли иметь, что Бог все видит: на все твои дела и мысли всегда смотрит. Предзрех Господа предо мною выну (Псал. 15, ст. 8).

Но, кажется, о сем и помышлять удобно. Ибо и самый простый, и конечно никто не сумнится, что Бог все видит и всегда при нас есть. Так возможно ли, живо воображая сие присутствие, не удержаться от греха, и при самом сильном ко греху стремлении? Ты согрешая, всемерно скрываешься и от самых очес человеческих, особливо от почтенных людей, да еще и твоих началников. Ты лжешь; но прикрываешь то всемерно видом правды: ты крадешь; но всевозможно в том запираешься: даже что и другим грехом, то есть, ложною присягою отвесть то от себя стараешься. И можно верно утвердить, что во многих случаях никак бы ты лгать, никак бы ты красть не дерзнул, ежели бы сие надобно было учинить пред людьми, которые бы твою или лож ведали, или кражу видели. Так уже ли меньше заслуживает Бог, все твое ведающий и всегда на тебя взирающий.

Веруешь ты и сам сему без всякаго сумнения; однако тем не менше пред самыми сими святейшими очами согрешаешь без всякаго стыда и зазрения. Но пусть так! Да для чегож того самаго чинить не дерзаешь пред очами человеческими. Таковая развратность нашего естества есть непонятная. Я мню, что сие происходит от того, что люди тотчас преступление наказывают: а Бог долготерпит. Ежелиб кто пред очами начальников крал, тотчас наказан бы был. Ежелиб кто явно лгал пред почтенными людми, тотчас почитается за человека безчестнаго. Ежелиб кто пред очами мужа прелюбодействовал, тотчас бы воспоследовало мщение. Сие думаю есть причиною, что люди явно пред очами людей грешить не дерзают. Но Бог долготерпелив: грешит дерзновенно человек пред самыми его очами: но он гневом своим его еще не поражает. Ежелиб за всяким грехом тотчас следовало поражение грешника, может быть он сего устрашился бы. Так, как и тать красть, и прелюбодей беззаконствовать едва ли бы дерзнули в то время, когдаб гром колебал землю и страшная молния ослепляла бы очи. Хотя гром и молния не на него стремятся; но он зазираяся в совести страшится, чтоб сими ударами при самом содеянии греха поражен не был. Но когда не видит, чтоб при самом грехе следовало наказание, то он безопасно ко греху приступает.

Сие мнение мое утверждает Давид; Бог у него так ко грешнику говорит: Согрешил еси; и умолчах (Псал. 49, ст. 21). То есть, ты согрешил; и я то пропустил, как тебе казалось, без наказания. Согрешил еси, и умолчах. Но надобно бы при сем несмысленному грешнику о многом подумать 1) что за всяким грехом тотчас следует наказание; то есть помрачение мысли, разстройство души и угрызение совести: и сие наказание не естьли самое страшное? Однако человек чувствами управляемый к сим наказаниям не чувствителен: ибо он страшится одних телесных наказаний, нет в нем духа: он только есть плоть и кровь. 2) Что хотя не в тот час, но конечно в другое время, или в течении жизни, или непременно по смерти, постигнет грешника суд Божий, и беззаконие никогда без наказания не останется. Но грешник быв страстию помрачен, столь далеко своего размышления не простирает. 3) Что Бог долготерпелив, не для того, чтоб мы грешили, но чтоб грешить перестали: Благость Божия на покаяние тя ведет (Рим. гл. 2, ст. 4). Для того ли согрешаешь ты, что Бог по благости своей имеет тебе простить. Но благость сия простирается к кающемуся, то есть перестающему грешить; а не к тому, который для того и грешит, что Бог его простит. Сие есть прилагать грех ко греху: сие есть хула на Бога тяжкая, чтоб самую благость Божию почитать ко греху побуждением. Сия есть хула противу Духа Святаго: и сей грех не отпустится ни в сей век ни в будущий (Матф. 12, ст. 32).

Когда Бог долготерпелив: так сие дает тебе великое утешение, что ты во грехах содеянных отчаяваться не должен.

Но уже положим, что для того грешник пред очами Божиими дерзновенно и безопасно грешит, что не надеется от него скораго за грех свой наказания. Да кто же тебя бедный в сей надежде уверить может? В сию нощь душу твою истяжут от тебе. Близ Господь: при дверях (Лук. гл. 12, ст. 20). Может быть ты покаешься: но кто тебя в том уверить может? Может быть умрешь ты без всякаго покаяния: и прямо от греха грозный Ангел представит тебя пред страшный престол. Не лучше ли, не безопаснее ли всякой час готову быть: нежели По жестокости своей и нераскаянному сердцу собирать себе гнев в день гнева и откровения праведнаго суда Божия? (Рим. гл. 2, ст. 5).

Грешник ты, якоже и все человеки. Так покаянием исправи себя. Исправи, говорю; ибо тот прямо почитаться должен кающимся, который оставил свой грех. А сие одно устное покаяние, которое мы творим на исповеди, едва ли есть искреннее. Истинное покаяние заставляет возненавидеть грех свой. Когда же мы его совершенно не возненавидели, таковое покаяние есть лицемерное: и едва ли наше покаяние не всегда есть таковое.

Послушайте разсуждения благоразумнаго и справедливаго, каковое о сем делает святый Златоуст. Мы Богу каемся, что в различные грехи впали: согрешили напр: гордостию, лихоимством, прелюбодеянием, пиянством, граблением, ложью, гневом, злобою, и прочими грехами: и в сих грехах кажется мы пред Богом каемся, ибо признаем, что все то конечно зделали. Но ежели бы после таковаго признания кто стал нас в тех грехах порицать, и прямо бы в лице да еще пред многими людми нам сказал: что ты горд, ты лихоимец, ты прелюбодей, ты грабитель, ты лжец, ты яр, ты злобен; тогда бы мы во всем том не только не призналися; но еще бы таковаго человека и возненавидели, и мстить ему не отреклися бы, и челобитную в безчестии подали бы. Но за что? Он правду говорит: ты сам во всем том признавался пред Богом: но то, де, пред Богом, а не пред людми. О покаяние лицемерное! так разве позорствовать грехи свои пред Богом есть меньше, нежели пред людми? Так разве Бог меньше наших грехов отвращается, нежели люди? Так мы боимся суда человеческаго, а не боимся суда Божия?

И пред людьми не то есть стыд, что ты грешник и беззаконник; но что во грехе и беззаконии пребываешь, и оставить его не хочешь: а напротив не только пред Богом, но и пред людьми есть похвально и любезно, когда ты грабитель стал милосердым, когда ты прелюбодей стал целомудренным, когда ты гордый стал смиренным, когда ты злобный стал кротким и снисходительным. И к сему истинное покаяние конечно должно привести. А ежели ты, как будто каясь пред Богом во грехах, но от людей за оные порицаемь быть не терпишь, то видимо, что ты от своих грехов не отстаешь; да и отстать не хочешь: а потому твое и пред Богом покаяние есть только наружное и лицемерное.

Но чтоб было оно истинное; воображай себе, что Бог всегда при тебе присутствует, и ты не можешь зделать греха, чтоб он не видел того. Видит он его; но покрывает: ибо покаяние приемлет: воздыхания слышит: на слезы взирает: так тебя врачует, что всякаго врача есть человеколюбивее. Врачь лечит гнусную твою болезнь и смердящие раны: но оные открывает и другим: ибо от всех и скрыть он не может. Но Бог врачует тебя втайне, во внутренней врачебнице души твоея. Не открывает, не обличает, не позорствует, так сие спасительное врачевание производит, что лучше сам желает и гноение твое очищать, и смрад обонять, и струпы зловонные обязывать, нежели, чтоб людей, взирающих на то, от тебя отвратить, и заставить гнушаться тобою.

Да прибегаем убо к сему человеколюбивому и всемогущему Врачу покаянием и исповеданием: ежели когда, то паче ныне. Ныне, в нарочно церьковию для того назначенное время. Ежели надобно было когда-нибудь удовольствовать свои страсти; то довольно уже им мы послужили: довольно упитали плоть: довольно умножили грехов: да довольно заслужили и гнева Божия. Отвратим то покаянием, и им, яко ключем, запрем двери ко греху, а отопрем себе им врата небесная. Аминь.

Говорено в Успенском соборе 1788 года, Марта 5 дня.