Слово на день Казанския Богородицы

СЛОВО

НА ДЕНЬ КАЗАНСКИЯ БОГОРОДИЦЫ.

Сей день на память приводит нам и печальное бывшее некогда отечества нашего злоключение, и радостную напоследок над врагами победу и одоление. Настоящия наши обстоятельства также занимают мысли всех наченшеюся противу вероломнаго неприятеля бранию. Разсуждая почеловечески, можем мы думать, что как прежде, так и ныне не иным чем неприятеля преодолеваем мы, как единственно сильным оружия действием, военным благоустройством, и мужеством воинства. Но Божие слово совсем другое к тому объявляет быть средство. Средство сие есть вера. Так проповедует Апостол: Сия есть победа победившая мир, вера наша (1 Иоан. гл. 5, ст. 4).

Сие свидетельство, яко свидетельство самого Бога, должно быть неложное. Всяк человек лож (Псал. 115, ст. 2): Глагол же Господень пребывает во веки (1 Петр. гл. 1, ст. 25). Человеку не научившемуся духовной мудрости покажется сие или невероятным, или непонятным. Как возможно, чтоб муж вооруженный одною верою, поражал неприятелей, притуплял оружие, прехитрствовал все козни вражия, и торжествовал бы не над одним сильным и страшным врагом, и многочисленным ополчением; но даже и над всем миром. Сия победа победившая мир, вера наша (1 Иоан. гл. 5, ст. 4). Однако сие покажется не токмо истиною, но и истиною понятною и ясною, ежели и я с помощию Божиею возмогу объяснить оное слова Божия свидетельство, и вы надлежащее к тому приложите внимание. Сия есть победа победившая мир, вера наша.

Все сии слова требуют обстоятельнаго истолкования. Что есть вера: что есть сей верою побеждаемый мир: в чем состоит сия победа, и каким образом сия победа приобретается.

Вера сия в себе заключает правое человека о Боге понятие, твердое на него надеяние, при полной к нему любви сердечной, и при непорочности душевной. Мир означает все то, чем он противу того всего вооружается, усиливаясь оное истребить в нас. К таковому вражескому противу нас нападению служат орудиями; страсти и собственные и сторонние, пороки, беззакония, различные роды болезней, бедности, скудости, притеснения, гонения, мучения, и прочия несчастия, коих всех и изчислить никак не возможно.

Сие вражеское ополчение сколь есть страшно, и колико всех неприятельских самых искусных и самых храбрых войск ужаснее, кажется и объяснять нужды нет. Одно то довольно сказать, что сия брань начинает от самаго младенчества, и продолжается чрез всю жизнь до самой смерти без всякаго отдохновения, и не с наружи токмо мы ею осаждаемся, но и в самой внутренности сердца и души. А Павел еще сильнее выражает тягость брани сея. Несть, говорит, наша брань к плоти и крови; но к началом, и ко властем и к миродержителем тьмы века сего (Ефес. гл. 6, ст. 12). То есть: брань наша ещеб была сноснее, сжелиб она происходила с одними страстями нашими, никем не спомоществуемыми и никем не поощряемыми: но нет! во всем мире, везде разставлены нашей вере и добродетели соблазны и наветы: они дают питание нашим страстям, они их возбуждают, подкрепляют, вооружают: и ежелиб начали они в нас ослабевать, мир в помощь им посылает тысячи соблазнительных случаев, и ободрительных ко злу примеров. Вот мир! Вот противу какова ужаснаго ополчения вера вооружаться должна.

Победа состоит в том, чтоб все оное преодолеть, или совершенно, или несовершенно. Совершенно: когда мир столько побежден, что вконец ослабев более уже противу нас вооружаться перестает, и оставляет нас в полном мире и ничем уже несмущаемом спокойствии. Несовершенно: когда мы противу его боремся, ему не уступаем: и хотя совершенно его дерзость не останавливаем: однако верх ему над собою взять не допускаем, и внутренно радуемся надеянием, что и он нас не преодолеет; и мы на конец со всем уступить и посрамиться его принудим.

Каким же образом сию совершенную ли или несовершенную победу над ним одержать; сие зависит от того, чтоб мы веру точно хранили в том состоянии, в каком мы прежде оную полагали; то есть, при правом о Боге понятии, иметь твердое на него упование при полной к нему любви сердечной, и при непорочности душевной.

Весьма мы бываем любопытны видеть двух сражающихся, с каким усилием и хитрованием они друг на друга наступают, и как напоследок один другаго преодолевает. Вот нам Апостол выставляет двух сильнейших в свете борцев, и сражение, каковаго ничто не может быть более. С одной стороны человека с верою: с другой мир, со всем его усилием и яростию. Видим, как один свободно и отважно выступает; и как другой с страшным видом и остервенением устремляется. Один пускает стрелы; другой приемлет их без уязвления: один наносит сильнейшие удары; другой не колеблется: один наносит уже мечь над самую главу: другой остается цел и невредим: один еще большими страшит угрожениями; другой благодушествует и взирает на то с презрением. Удивительный подвиг и сладостное зрелище!

Но понеже вы можете помыслить, вы может быть в сем подвиге неискусившиеся, что сие состоит более в моих словах, нежели, чтоб то было в самом деле: то я вам прежде то докажу твердым доказательством; а потом и самый тому представлю пример.

Страсти и мои собственныя и сторонния, и все мира сего несчастия тогда нас преодолевают, когда я мыслию помрачен, когда плоти служу, когда в выгодах мирских все свое удовольствие поставляю, когда сердцем развратен, когда совестию зазорен. Но прочь все сие! Положи, что человек мыслию просвещен, зная Бога знает он, что истинное его счастие состоит в душевной непорочности, плоти не служит, как разве сколько дозволяет разум и Божий закон, выгодами мирскими пользуется без пристрастия к ним, и оставляет их без сожаления, душею прав, совестию незазорен; и при всем том твердо уверен, что он Божий раб; вышний промысл ни при каком случае его не оставит, и печется о нем более, нежели он сам о себе. Вот человек с тою верою, коею побеждает мир!

Мир на него вооружается страстями. Но страсти малосильны, где такая вера. Они нападают на слабыя места, на слабую мысль, на слабое сердце. Но где мысль занята вышним просвещением, где сердце занято любовию Божиею: тут страсть ни вместилища, ни приступа не находит. Прежде всего тщится она человека ослепить: ибо никакого греха мы не можем учинить, не помрачивши прежде мысли своей. Но где свет веры в полном сиянии, там усилие таковое есть тщетно. Тщится она прельстить его выгодами мирскими: но он их за мало почитает; для того, что несравненно большее сокровище хранит в сердце своем. Нападают ли еще на него и сторонния несчастия? Он также, или еще и удобнее сею верою их побеждает. Сторонния несчастия, никак не могут более что причинить, как лишить имения, чести, жизни. Подлинно в глазах человека верою неутвержденнаго все сие есть страшно и ужасно. Но не так о том мыслит муж верою и любовию к Богу утвержденный. Он не привязан к миру. Ибо знает, что в нем поселен на время. Хотяб и никаких от мира не было гонений, надобно когданибудь и без того оставить и имение, и достоинства, и жизнь. Так ежели то надобно когданибудь оставить по необходимости, он благоразумнее разсуждает, чтоб к тому не привязываться добровольно. С принуждением то оставлять, есть оставлять с безпокойствием и с мучением: а самопроизвольно то оставлять есть приятно и удовольственно. С принуждением оставлять, никакой чести оставляющему не делает: а оставлять доброхотно, доказывает наше просвещение и души величество.

Так что же бы учинить мог таковому мужу мир, ежелиб его обременил и всеми несчастиями? Он в средине сих страхов не подвижится, яко гора Сион. Он с чувствием радости душевной будет петь: Бог нам прибежище и сила: помощник в скорбех обретших ны зело. Не убоится он, егда смущается земля и прелагаются горы в сердца морская (Псал. 45, ст. 2 и 3). Господь просвещение мое, и Спаситель мой, кого убоюся? Господь защититель живота моего, от кого устрашуся? (Псал. 26, ст. 1).

Мню я, что некоторые из моих слушателей почтут таковыя святых людей радостныя в средине напастей пения более или в одних словах, а не в деле заключающимися, или только служащими ко ободрению несчастных. Оставте таковые мысли, мои чада! Сколько ни толковать о сладости меда; но ежели кто его никогда не вкушал: тот никак сладости той понять не может. Вы, ежели таковыя святых мужей объяснения не почитаете, чтоб они были в самом деле, то для того, что вы не так расположены. Перемените свои мысли: перемените свое сердце: и вы узнаете истину сию. Пристрастие к какойнибудь вещи всегда препятствует узнавать истину. Чему удивляться, что ты почитаешь невозможным снести великодушно недостаток и бедность, когда весь ты к имению пристрастился, и о состоянии тому противном никакого понятия не имеешь. А пристрастие всякое что-есть, как не помрачение ума? Разгони сей мрак, и узришь, что великие мужи пели пред Господем чувствуя то, и с точным о том уверением.

Уже ли тебе сие невероятным покажется и тогда, когда я представлю их уже не слова, но самыя дела? Древние Христиане, сии благословенные начатки евангельскаго плодоприношения, известно вам, что при жесточайшем на них гонении лишаемы были всего, в чем мир все счастие поставляет, и имения, и честей, и отечества, и наследия; да еще при жесточайших мучениях, и с насильственным жизни отъятием. Что же они при сем делали? Или паче смею вас вопросить, чтоб вы при сем случае зделали? Вы может быть отреклися бы и веры и Бога, и совести, и всего, нежели, чтоб и малейшее понести из того злострадание. А для чего? Для того, что вы веру почитаете замало; Бога за одно без силы произносимое имя; совесть за одну суетную людей тонких мечту. А все свое счастие поставляете в выгодах сего мира, хотяб оные противны были и Богу и вере и совести. Так чемуж удивляться, ежелиб вы при сем случае поступили слабейшим и безчестнейшим образом? Но не такова была вера прежних Христиан: почему и поступка их была не такова. При лишении имения они так же были спокойны, как бы и богатством изобиловали. Ибо малым были довольны. При лишении честей и достоинств так же не смущались. Ибо они истинную честь почитали в непорочности, о коей верили, что никто оной у них отъять не может. Смерть же их еще менше устрашала: ибо знали, что и без того умереть надобно, да еще иногда и при тягостнейших и долговременных болезнях; однако без всякой чести и награды. А умереть за истинну и правду, есть торжественно и славно, и сие есть не столько умереть, сколько победить. И для того-то Апостол сказал: Сия есть победа победившая мир, вера наша (1 Иоан. гл. 5, ст. 4).

Не сказал, побеждающая, но победившая: чтоб мы не сумнились ни мало о сей победе, когда уже многие подобные нам не над одним или двумя или тысячами, но над всем миром сию славную победу одержали. Одержали: ибо мир весь противу первых евангелия проповедников вооружился, но преодолеть их не мог, а напротиву сам стал преодолен. Ибо как не преодолен, когда своего желания не получил? Желание его было изтребить в них истинну, и преклонить к своему заблуждению. Но в сем никак не успел; истощил все своея лютости силы; и остался побежденным и посрамленным.

Вы скажете, что мы, доколе в мире сем живем прелюбодейном и грешном (Марк. гл. 3, ст. 38); доколе с плотию сею связаны, не льзя, чтоб по каким либо слабостям остались иногда неуязвленными. Не безпокойтеся о сем, чада мои! сказали мы выше, что победа есть или совершенная, или несовершенная. Совершенная победа предоставлена небесам, егда последний враг испразднится грех и смерть (1 Кор. гл. 15, ст. 26). Довольными вы почтетеся здесь победителями, ежели врагу своему над собою верх взять не допустите; ежели хотя временно и поколеблетесь, но не падете; ежели и падете, но скоро чрез покаяние возстанете, и будете духом уверены, что совершенно им побеждены быть не можете. Довольно для вас сея победы. Ибо враг уже совершенно посрамлен, когда он на вас хотя и нападает, но чтоб победить вас, всю надежду потерял.

Имейте токмо веру Божию. Сия вера есть оружие непобедимое не токмо противу страстей, не токмо противу соблазнов мира, но и противу всех врагов; наши ли они враги, или враги веры, или отечества. Воинство не столько оружием, не столько храбростию, не столько многим числом своим побеждает врагов, сколько верою, добродетелию и справедливостию, по оному глаголу Божию: Се не в силе констей, ни в лыстех мужеских Вышний благоволит; благоволит Господь в боящихся его, и во уповающих на милость его (Псал. 146, ст. 10 и 11). Почему подвизающимся ныне противу общаго неприятеля собратиям нашим, мы наисильнейшим образом поможем, ежели верою и молитвою ко Господу сил одушевленны и вооруженны пребудем. Аминь.

Говорено в Казанском соборе, 1787 года, Октября 22.



Оглавление

Богослужения

29 марта 2024 г. (16 марта ст. ст.)

Частые вопросы

Интересные факты

Для святой воды и масел

Стекло, несмотря на свою хрупкость, один из наиболее долговечных материалов. Археологи знают об этом как никто другой — ведь в процессе полевых работ им доводится доставать из земли немало стеклянных находок, которые, невзирая на свой почтенный возраст, полностью сохранили функциональность.