О ЗНАЧЕНИИ ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО В ИСТОРИИ НАШЕГО МОНАШЕСТВА

О значении преподобного Сергия Радонежского в истории нашего монашества1

Московская духовная академия, которая сегодня имеет честь приветствовать вас как ее посетителей, находится в стенах лавры, под кровом преподобного Сергия, с 1814 года, – следовательно, вот уже 78 лет. Такое продолжительное время дает академии право, а вместе с тем вменяет ей и в обязанность считать лавру своим родным местом. Считая лавру своим родным местом, академия не может не принимать сердечного участия во всех ее радостях. Вчера лавра имела великую радость праздновать пятисотлетие кончины преподобного Сергия, иначе сказать, великую радость воздавать хвалы и благодарения угоднику Божию за то, что в продолжение пятисот лет он своими молитвами к Богу хранил в благоденствии созданную им обитель, и академия, разделяя эту великую радость лавры, желает заявить свое участие самым делом. Как учебно-ученое учреждение, академия есть представительница научного слова, и свойственный ей способ заявления участия может состоять в посвященном виновнику празднества употреблении сего последнего. Итак, да будет позволено предложить вашему благосклонному вниманию некоторые чтения, некоторые беседы о преподобном Сергии Радонежском.

Для того, чтобы подробно излагать святую и чудную жизнь преподобного Сергия, потребовалось бы слишком много времени, притом же эта святая и чудная жизнь его всем более или менее известна. Выбирая частнейшее из того, что может быть говорено о преподобном Сергии, мы в первой беседе о нем скажем о его значении в истории нашего русского монашества. Значение это чрезвычайно велико, а между тем оно странным каким-то образом совсем или почти что совсем не примечается, так что речи о нем весьма желательны для установления правильного и надлежащего взгляда на преподобного Сергия и для воздаяния ему всей той славы, которая ему подобает. Имя преподобного Сергия обыкновенно произносится вместе с именами преподобных Антония и Феодосия Печерских. Этим хотят заявить признание, и совершенно справедливое, что преподобный Сергий был такой же великий подвижник, как и преподобные Антоний и Феодосий. Но кроме того, что Сергий был таким же великим подвижником, как Антоний и Феодосий, он имеет еще в истории нашего монашества совершенно такое же значение, какое имеет второй из этих последних, то есть Феодосий. Преподобный Феодосий был у нас вводителем строгого монашества после принятия нами христианства от Греков и после заимствования нами от них вместе с христианством монашества не совершенно строгого. Преподобный Сергий был восстановителем у нас строгого монашества, после того как оно, быв введено у нас преподобным Феодосием, потом с течением времени снова уступило место монашеству не совершенно строгому.

Истинное, строгое, монашество есть, во-первых, полное отречение человека от мира, следовательно, полное отречение от всякого стяжания, от всякой собственности. Каноническое правило предписывает: «монахи не должны иметь ничего собственного»2, а толкователи правила Зонара и Вальсамон поясняют его: «Сочетовающиеся монашеской жизни, т. е. воспринимающие на себя монашество, почитаются умершими для мира: как умершие ничего не имеют, так правило требует, чтобы и монашествующие ничего не приобретали». Во-вторых, правила канонические учат3, что общины монашеские должны воспроизводить собою ту первоначальную общину всех христиан, о которой в книге Деяний апостольских повествуется, что у всего множества уверовавших было одно сердце и одна душа (IV, 32), а это возможно только под тем условием, чтобы, как и было это в первоначальной общине всех христиан, никто ничего не называл своим, но все у всех было общее, иначе неизбежны между людьми распри и ссоры, как говорят святые Василий Великий и Иоанн Златоустый4, и невозможно между людьми единодушие, как говорит преподобный Феодор Студит5. Таким образом, истинное монашество должно быть строгим общежитием, при котором ни у одного из монахов не было бы совершенно ничего собственного, но все у них было общее, – общежитием, о котором преподобный Феодор Студит заповедует своему преемнику на игуменство в монастыре: «Да хранишь всячески, чтобы у братства все было общее и нераздельное и ничего ни у кого не было частно-собственного (даже) до иголки»6. Считаем нужным сделать некоторое, так сказать, примечание к нашим словам: когда мы говорим, что истинное монашество должно быть строгим общежитием, то вовсе не хотим этим сказать, чтобы оно состояло в одном общежитии, а хотим сказать, что его не может быть без общежития (а при этом, конечно, разумеем монастыри, а не одиноких пустынников) и что именно таковое внешнее устройство жизни монашеской необходимо условливается и непременно требуется тем, чем монашество должно быть с внутренней своей стороны.

Строгим общежитием и было монашество в первое время его существования. Святой Иоанн Златоустый пишет о современных ему монастырях: «Там не говорят: это мое, это твое; оттуда изгнаны слова сии, служащия причиною безчисленнаго множества распрей»7. Но потом к монашеству истинному явилось монашество не совсем истинное, с тем чтобы вступить с ним в борьбу, чтобы никогда не уступать ему над собой полной победы и чтобы по временам одерживать над ним почти совершенную победу. Монашество есть исключительный и нарочитый путь, ведущий в царство небесное; достигнуть царства небесного желают все верующие люди, а поэтому желающих идти в монахи было очень много. Но истинное монашество весьма трудно. При совершенном отсутствии частной собственности жизнь в общинах истинных монахов была устроена не так, чтобы она представляла одинаковую для всех прохладу, а так, чтобы представляла одинаковую для всех «всякую скорбь и тесноту» – одинаковую для всех скудость в пище, одинаковую для всех худость в одежде, одинаковый для всех тяжелый труд, одинаковую для всех продолжительность церковных молитв и бдений. И люди, желавшие идти верным путем, ведущим в царство небесное, а в то же время находившие путь этот слишком трудным для себя, решились, так сказать, угладить его: они составили себе убеждение, что монашество все же останется верным путем спасения, если в большей или меньшей степени и облегчить его для себя; как после составилось убеждение, будто может спасти человека даже и одно возложение им на себя монашеской одежды. Облегченное, не совсем строгое монашество они и ввели. Дело было так, что человек богатый постригался в монахи и поступал в монастырь, но не вступал в общину монахов, с тем чтобы, отказавшись от всякой собственности, подчиниться всем требованиям общежития относительно одежды и пищи, трудов и общественной молитвы, а ставил себе в монастыре свою особую келью и в своей особой келье, оставаясь полным хозяином всего, что имел прежде, питал и одевал себя как хотел, совсем не участвовал в общих монастырских трудах и участвовал в общественных монастырских молитвах по своему произволению. К этим людям, которые желали достигнуть царства небесного путем монашества углаженным, присоединились люди, которые хотели постригаться в монахи не для самого монашества, а лишь затем, чтобы, как говорят правила канонические, величаться одеждою монашескою и чтобы от чтимого одеяния воспринимать славу благочестия8: понятно, что люди эти, принимавшие на себя монашество не для него самого, были за монашество как можно более облегченное. К сейчас указанным двум классам людей богатых присоединились люди бедные, которые начали идти в монахи затем, чтобы при помощи монашеской одежды приобретать себе содержание, то есть в качестве монахов выпрашивать себе содержание у христолюбцев; понятно, что и эти люди были за то же монашество – как можно более облегченное. Сначала были ставимы особножитные келлии в монастырях общежитных, а потом стали особножитными целые монастыри. Каждый монах в этих монастырях, живя в своей собственной келье и имея свое особое от других хозяйство, представлял собою такого же особокелейника, каковые суть мирские келейники и мирские келейницы, живущие где-нибудь целыми слободками. У каждого монаха особножитного монастыря была своя собственная келья, или им самим поставленная, или купленная как готовая; если купленная, то или у наследников прежнего владельца, или у самого монастыря, смотря по тому, наследникам или монастырю отказал келью прежний владелец. Все доходы, которые получал монастырь, разделялись между братией в известной пропорции поручно, или полично, и затем каждый сам питал и сам одевал себя в своей келье и вообще был полным особым хозяином. В монастыре были иеромонахи (или же и мирские священники), которым шла за совершение служб особая плата или которые служили из найма, а вся остальная братия участвовала в общественных молитвах сколько хотела, причем всякое уклонение от этих молитв могло быть извиняемо нуждами хозяйственными.

Если не ошибаемся, у нас в России в настоящее время нет особножитных монастырей (до недавнего времени были особножитные женские монастыри, но теперь, кажется, и их уже нет). Но эти особножитные монастыри до сих пор есть в Греции, до сих пор есть на Афоне: из 20 афонских монастырей 12 суть в настоящее время общежитные и 8 – особножитные (Греческое их название – идиоритмы, idiorrythmoi, monastiria idiorrythma, а живущими на Афоне Русскими им усвояется название монастырей штатных). Монастыри эти представляют истинно печальное зрелище. Не говоря уже о том, что монах-собственник представляет такую же несообразность, как живой мертвец, или, иначе сказать, что он есть мертвец притворный и обманный, – в монастырях этих нет совершенно ничего похожего на то, чтобы, по примеру Церкви первохристианской, у всей братии каждого монастыря было одно сердце и одна душа. Напротив, бедные в них монахи снедаются завистью к богатым монахам и раболепно пресмыкаются перед последними, а монахи богатые с презрением относятся к бедным и трактуют их как холопов, так что вместо братства с единой душой и единым сердцем царствуют в них барская спесь и холопская приниженность. Что касается до подвигов монашеских, то в монастырях этих, говоря словами одного русского, довольно долго жившего на Афоне, «дело спасения предоставлено на волю спасающегося, и потому каждый живет как ему совесть позволит: имеет деньги – ест и пьет что хочет (ест даже и мясное), одевается по желанию, и никто не имеет права вмешиваться в его дела». Монахи общежитных Афонских монастырей говорят об особножитных, или штатных, монастырях своей Святой Горы не иначе как с покачиванием головы, пожиманием плеч и глубокими вздохами. Что и у нас в России жизнь монахов особножитных монастырей была не лучше, чем была и есть она в Греции, – об этом дает нам знать одно сохранившееся до настоящего времени поучение XV–ХVII веков, посвященное видам, или формам, монашеской жизни. Поучение не описывает в подробности особножития, о чем в интересе истории нельзя не пожалеть, но оно надписывается: «Поучение о общем житии иноческаго сущаго (т. е. настоящего, истинного) чина спасительнаго пребывания святых отец и о самочинном, о сваробоицком и худом житии иноческом, сиречь о особном и своевольном житиишки, и о скитском о пустынном добром житии», и потом в нем (поучении) говорится, что монахи, не хотящие и слышать об общем богопреданном житии, вместо него «держат сваробоицкое житие, а во всем жительстве своем о всякой вещи сварятся и молвят в пустошь и любят держать преокаянное своеволие и оправдание и своеобычие и леность». Называя особножитие сваробоицким житием, автор поучения дает знать, что отличительную черту быта особножитных монахов составляли свары, или ссоры, из-за приобретения и из-за дележа доходов, из-за отбивания друг у друга благотворителей и благодетелей и так далее – следовательно, что в особножитных монастырях шла прискорбнейшая борьба за средства существования.

Монахи, желавшие спасаться облегченным способом особножития, явились очень рано, ибо четвертый вселенский собор, бывший в 451 году, говорит уже о людях, которые надевали на себя монашеское платье не для самого монашества, а для удовлетворения целей своего честолюбия9, между тем как должно признать, что люди, желавшие монашествовать облегченным способом, явились ранее людей, которые хотели пользоваться монашеством для достижения целей побочных. В первой половине VI века император Юстиниан между другими своими предписаниями относительно монашеской жизни сделал было и то предписание, чтобы ни под каким видом не было у монахов собственных жилищ в монастырях, или чтобы не было в монастырях так называемых келлий10. В последующее время, несмотря на это предписание императора Юстиниана, не только осталось особножитие в монастырях общежитных, но и большая часть монастырей превратилась из монастырей смешанных, общежитно-особножитных, в монастыри сполна особножитные, так что общежитие, которое есть истинный образ монашеской жизни, стало у Греков только редким исключением, а особножитие, которое придумано и введено любителями облегченного монашества, стало решительно господствующим. Когда именно монашество дошло до такого состояния, сказать не можем, но хотя известное нам положительное свидетельство о сем относится только ко второй половине XII века11, однако должно быть принимаемо более чем за вероятное, что так стало еще до принятия нами христианства от Греков, то есть до конца X века.

Как бы то ни было, но, заимствовав от Греков христианство, вместе с христианством мы заимствовали от них монашество исключительно в форме особножития, а общежитие было введено у нас спустя около 75 лет после принятия нами христианства преподобным Феодосием Печерским. Жизнеописатели преподобного Феодосия – неизвестный по имени летописец и преподобный Нестор – не говорят прямо, чтобы он, вводя в своем монастыре Студийский устав, вводил этот общежитный устав на место бывшего дотоле в монастыре особножитного. Но это, во-первых, необходимо предполагать; во-вторых, относительно этого мы имеем положительные косвенные указания. Если бы первоначальный устав Печерского монастыря был общежитный, то он и был бы именно Студийский, так что Феодосию не было бы нужды вводить в монастыре в другой раз тот же устав: дело в том, что в Греции, в патриархате Константинопольском, из которого было наше монашество, в тех весьма немногих монастырях, в которых был устав общежитный, он был именно устав Студийский. Засим преподобный Нестор, рассказывая о преподобном Феодосии, как он после поставления в игумены монастыря хотел быть слугою порученной ему братии, между прочим говорит, что, тогда как братия во время ночи предавались сну, блаженный брал разделенное (на братию) жито и, смоловши (на ручных жерновах) часть каждого брата, ставил (каждую часть) на своем месте, то есть у дверей келлии каждого брата12. Но если в Печерском монастыре до введения в нем устава Студийского каждому брату выдавался на руки его пай жита, с тем чтобы каждый сам приготовлял себе муку и из муки хлеб, то из сего ясно, что в Печерском монастыре до введения устава Студийского было особножитие, ибо эта поручная раздача каждому монаху его пая зерна, с тем чтобы каждый сам молол его и сам пек себе из него хлеб, и есть именно особножитие или представляет собою часть порядков особножитных. Из того, что в Печерском монастыре сначала было особножитие, а потом преподобным Феодосием введено было общежитие, по видимому не следует прямо, чтобы до Феодосия было особножитие и во всех наших монастырях и чтобы общежитие было впервые введено у нас только им – Феодосием. Но на самом деле следует это и прямо, а равно имеем относительно этого и косвенные указания и свидетельства. Основателем Печерского монастыря был преподобный Антоний; преподобный Антоний несомненно был человек, который предпочитал истинное монашество полуистинному, или монашество строгое монашеству облегченному, но если бы он видел перед собою в Киеве не одни монастыри особножитные, но и общежитные, то он и ввел бы в своем монастыре не особножитие, а общежитие. Преподобный Нестор говорит, что когда преподобный Феодосий пришел из своего Курска в Киев с целию постричься в одном из монастырей последнего, то ни в одном монастыре не был принят по причине своей бедности. Этот признак идет именно к монастырям особножитным, о которых мы имеем свидетельства, что в них принимаемы были желающие постригаться в монахи не иначе как со взносом денег, или так называемого вклада13, между тем как общежитный Студийский устав прямо запрещает брать деньги с желающих постригаться в монахи14. Наконец, если бы до преподобного Феодосия были у нас монастыри общежитные, то он не имел бы нужды выписывать устав общежитный из Константинополя, а мог бы взять его в одном из монастырей киевских, но на самом деле он именно выписал его из Константинополя.

Итак, первоначально вместе с принятием христианства мы заимствовали от Греков монашество в не совсем собственном, в не совсем подлинном и истинном его виде особножития, а совсем в собственном, совсем в подлинном и истинном виде общежития оно введено было у нас спустя около 75 лет после принятия нами христианства преподобным Феодосием Печерским. Но общежитие, быв введено преподобным Феодосием, не имело у нас той судьбы, чтобы совершенно вытеснить собою особножитие и потом навсегда остаться единственною формою нашей монашеской жизни. Если бы это было так, то наше монашество явилось бы по своей высоте беспримерным во всей христианской православной церкви. Но этого так не было. Введенное преподобным Феодосием в его Печерском монастыре общежитие было заимствовано из последнего лучшими монастырями, прежде бывшими, и начало быть заимствуемо и лучшими монастырями, вновь устроявшимися, и таким образом стало формою монашеской жизни в лучших наших монастырях (при остававшемся формою жизни в худших монастырях особножитии). Но стало формою жизни в лучших монастырях не навсегда, а не особенно надолго. Введенное преподобным Феодосием строгое общежитие спустя не слишком продолжительное время после него уступило место в монастырях, со включением и самого Печерского, общежитию нестрогому, при котором кое-что было общее, но при котором предоставлялось и дозволялось каждому монаху иметь и свою, частную, собственность. Общежитие нестрогое как будто держалось в монастырях довольно долго (в Печерском монастыре оно держалось до самого нашествия Монголов)15. Но потом и оно уступило место полному особножитию, так что монастыри наши опять стали тем, чем они были от начала нашего христианства до преподобного Феодосия, то есть единственно и исключительно особножитными.

Но как спустя три четверти столетия после принятия нами христианства Бог воздвиг преподобного Феодосия Печерского, чтобы он был у нас вводителем строгого монашества, так спустя три без четверти столетия после преподобного Феодосия Бог воздвиг преподобного Сергия Радонежского, чтобы он был у нас восстановителем строгого монашества. Впрочем, если преподобный Феодосий был вводителем строгого монашества во всей Руси, то преподобный Сергий был его восстановителем в одной половине Руси. Во времена преподобного Феодосия вся Русь составляла одно целое; во времена преподобного Сергия она разделялась на две половины: северо-восточную – московскую и юго-западную – в отношении топографическом киевскую, в отношении политическом литовскую. Преподобный Сергий был восстановителем строгого монашества в Руси московской.

Люди, впервые вводящие в какой-либо области жизни что-либо лучшее на место худшего или же восстановляющие это лучшее после того как оно существовало и исчезло, называются преобразователями (в светском языке вместо русского слова «преобразователь» употребляется иностранное слово «реформатор»). И как преподобный Феодосий был преобразователем нашего монашества, так после него был преобразователем монашества и преподобный Сергий (некоторые питают у нас слепую ненависть к слову «преобразователь»; пусть они знают, что их слепая ненависть должна распространяться и на таких людей, как преподобный Феодосий и преподобный Сергий). Все хорошее – от Бога, тем более нарочитым образом от Бога все исключительно хорошее, а такова именно истинно преобразовательная деятельность, состоящая в том, чтобы в какой-либо области жизни; худшее заменять лучшим. Обыкновенных людей, людскую толпу не поражает зло, существующее в какой-либо области жизни, она смотрит на него как на нечто нормальное или естественное, но посылает Бог своего избранного мужа, которого наделяет исключительным нравственным зрением для усмотрения зла, исключительною нравственною чувствительностию для того, чтобы быть поражену им, и исключительною волею для решимости устранить его, и избранный Богом муж, нарочитый Божий посланник, становится (если позволяют обстоятельства) или проповедником преобразования, или самым преобразователем в той или другой области жизни.

Преподобный Сергий был избранный муж Божий, предназначенный к тому, чтобы восстановить строгое монашество в северной, московской, Руси. Он почувствовал влечение к монашеской жизни в ранней юности, и, предавшись чтению святых книг, между которыми, как должно думать, главным образом читал жития подвижников и патерики, он еще юношей и прежде пострижения в монашество дошел до познания, чем должно быть истинное и строжайшее монашество, а дошедши до познания или одновременно с тем, как дошел до познания, он принял и решение стать истинным и строжайшим монахом. Получив возможность, после того как похоронил своих родителей, привести в исполнение свое намерение постричься в монашество, преподобный Сергий, бывший в это время 22-летним юношей, не пошел в какой-нибудь монастырь, а удалился в пустыню. Все наши тогдашние монастыри были в городах и селениях, но жилищем строжайшего монаха должна быть удаленная от мирских человеческих жилищ пустыня, и вот, желая быть таковым строжайшим монахом, преподобный Сергий и сделал это необычное дело – вместо монастыря пошел для монашествования в пустыню. Когда в пустыне у преподобного Сергия составился из людей, желавших соподвизаться с ним, монастырь, он, восстановляя у нас строгое монашество, ввел в монастыре общежитие.

Относительно этого восстановления преподобным Сергием строгого монашества в московской Руси задается тот же вопрос, что и относительно первого водворения на Руси строгого монашества преподобным Феодосием Печерским, то есть правда ли, что до преподобного Сергия не было в монастырях московской Руси общежития и что он первый ввел его? Что это действительно так – прежде всего это должно быть принимаемо на основании того же заключения, которое мы указывали выше, говоря о преподобном Феодосии Печерском. Несомненно, что преподобный Сергий был ревнитель истинного монашества и что если бы ему пришлось выбирать между монашеством истинным и не совсем истинным, то он избрал бы первое. Но если это так, то в случае существования до него в монастырях московской Руси вместе с особножитием и общежития, он (Сергий) ввел бы в своем монастыре при его основании не первое, а последнее – не особножитие, а общежитие, между тем как он первоначально ввел в своем монастыре особножитие16. Затем читается в наших рукописях послание не называемого по имени патриарха Константинопольского к не называемому по имени игумену русскому, в котором патриарх похваляет игумена за то, что он устроил в своем монастыре иноческое житие, какого нет в монастырях русских17, – игумен, несомненно, есть преподобный Сергий, а под иноческим житием, которого не было в монастырях русских, должно быть разумеемо введенное преподобным Сергием в его монастыре общежитие. Далее мы имеем и свидетельства более прямые: нам сообщается, кто первый после преподобного Сергия ввел в монастырях московских общежитие, которого прежде в них не было18. Наконец, и автор похвального слова преподобному Сергию, который есть один и тот же с автором его жития – ученик его Епифаний премудрый, называет его «начальным общежителем»19, то есть первым вводителем общежития в монастырях московских.

Преподобный Сергий, как это необходимо думать, дошел до того знания и до того убеждения, что истинное монашество есть общежитие, еще прежде чем приступил к строению своего монастыря, одновременно с тем, как дошел до знания и убеждения, что строжайшее монашество есть пустынножитие. Если он не поступил так, чтобы прямо устроить свой монастырь общежитным, а сначала устроил его особножитным и ввел в нем общежитие только спустя некоторое время, то он поступил так по требованию благоразумия. Он желал ввести в своем монастыре общежитие с тою одобрявшею и благословлявшею его намерение грамотою патриарха Константинопольского в руках, которую он получил потом. Но когда он основывал свой монастырь, он был 25–26-летним юношей, который успел прослыть как пустынник между окрестными монахами, но который еще имел слишком мало авторитета, или значения, чтобы обращаться к высшей церковной власти за требуемым одобрением. Более или менее в непродолжительном времени после основания монастыря он прославился как великий подвижник; слава подвижника снискала ему тесную дружбу святого митрополита Алексея; святой Алексей доставил или исходатайствовал ему грамоту патриарха Константинопольского, которою одобрялось и благословлялось его намерение ввести в его монастыре общежитие20, – тогда-то он и приступил к приведению своего намерения в исполнение. Вводить в монастыре общежитие значило отваживаться на такое нововведение, к которому должно было отнестись с решительным несочувствием и с положительной враждой огромное большинство монахов, ибо людям, привыкшим к монашеству весьма облегченному, вовсе не могла понравиться «эта затея» – ввести монашество строгое, причем жизнь монашеская из жизни прохладной и вольной для одних и жизни если не прохладной, то вольной для других превращалась бы для всех в жизнь, исполненную скорби и тесноты и подчиненную суровой дисциплине. В особенности должны были бы восстать на преподобного Сергия с его нововведением игумены, или настоятели, монастырей. Игумены особножитных монастырей были своего рода хорошими помещиками: они получали половину всех монастырских доходов21 и жили в свое удовольствие, тогда как в монастырях общежитных им грозило полное равенство во всем с братией монастырей, за исключением преспеяния перед братией в труде и добродетели. И несомненно, что против преподобного Сергия с его нововведением поднялась бы и раздалась бы ожесточенная брань. В старое время для обозвания нововводителей, дерзавших посягать на существовавшие злоупотребления, было у нас страшное слово, это – еретик. Против какого бы очевидного и вопиющего злоупотребления ни поднимались протесты, у защитников злоупотреблений было готово жестокое слово на протестующих, представлявших собою нововводителей: «Заводите вы ханжи ереси новыя... беса имате в себе вы ханжи»22. Преподобный Сергий не хотел, чтобы против него была поднимаема брань, не потому, чтобы он боялся ее, – он принадлежал к числу тех людей, которые готовы и рады переносить всякую несправедливую брань, – а потому, как должно думать, чтобы не производить смущения в церкви Божией. По сей причине он и желал получить своему намерению, прежде чем приводить его в дело, благословение и формальное одобрение тогдашнего верховного начальника Русской церкви – патриарха Константинопольского. Его друг, святой Алексей, быв таким же ревнителем истинного монашества, как и он сам, вполне сочувствовал его намерению ввести в своем монастыре общежитие, а поэтому и исходатайствовал ему от Константинопольского патриарха грамоту, которою одобрялось и благословлялось его намерение ввести в своем монастыре общежитие.

Преподобный Сергий сделал по отношению к общежитию только то, что ввел его в своем собственном монастыре. Он не представлял из себя власти, которая бы могла предписать, чтобы общежитие было введено и в других монастырях, а что касается до действительной власти в лице святого митрополита Алексея, то хотя она вполне сочувствовала ему, но в то же время не находила возможным или удобным обращаться для водворения в наших монастырях общежития к своим указам и к мерам принуждения. Однако, сделав для общежития немногое возможное, преподобный Сергий стал его восстановителем в наших монастырях: добро взяло верх над злом своею собственною силою. Преподобный Сергий, введший в своем монастыре общежитие, и его монастырь, в котором введено было им общежитие, скоро прославившиеся великою славою на всю Россию, через свой пример стали немолчными проповедниками того, что истинною формою монашеской жизни должно быть общежитие; внимая этой проповеди примера преподобного Сергия и его монастыря, последующие лучшие основатели монастырей, из которых многие были личными учениками или собеседниками преподобного Сергия, начали основывать не иные монастыри, как общежитные; последуя примеру лучших монастырей новых, начали принимать общежитие и лучшие монастыри прежние. А таким образом, благодаря преподобному Сергию, общежитие и было восстановлено в московской Руси, как благодаря преподобному Феодосию Печерскому оно было первоначально водворено во всей Руси...

Итак, вот какие надлежащие представления должно иметь о преподобном Сергии Радонежском! Он есть великий подвижник в сонме наших русских подвижников, но, кроме этого частного, так сказать, достоинства, или кроме этой частной высоты, он имеет еще необыкновенно важное общее значение в истории нашего русского монашества – после преподобного Феодосия Печерского, который был у нас вводителем истинной монашеской жизни в форме общежития, он был у нас восстановителем этой истинной монашеской жизни. Значение преподобного Феодосия Печерского в истории нашего монашества признается всеми по-должному – да признается же по-должному и значение преподобного Сергия Радонежского!

Но если преподобный Сергий был восстановителем у нас истинной монашеской жизни, то мы не почтили бы памяти его достойным образом, если бы в заключение речей о нем не обратились от прошедшего к настоящему и не закончили этих речей добрыми пожеланиями современному нашему монашеству.

Преподобный Феодосий Печерский ввел у нас истинное монашество в виде общежития, и оно, просуществовав у нас не особенно продолжительное время, совершенно исчезло, чтоб снова уступить свое место монашеству не совсем истинному в виде особножития. Преподобный Сергий Радонежский восстановил у нас истинное монашество, но и после него не было так, чтобы монашество это осталось у нас навсегда. И после него, как после Феодосия, оно падало, а если после падений снова поднималось, то уже не достигало высоты, на которой было поставлено им. Несправедливы были бы мы к современному нашему монашеству, если бы сказали, что оно находится на той степени упадка, до которой монашество доходило или на которую оно ниспадало у нас в иные прежние времена, но мы были бы льстецами и лжецами, если бы и сказали, что оно находится на совершенно должной ему высоте и что по отношению к нему не остается желать ничего большего. Не вдаваясь в подробные речи о недостатках современного нашего монашества, для чего здесь теперь и не место и не время, но быв побуждаемые воспоминаниями о великом человеке и великом угоднике Божием, который некогда восстановил у нас истинное монашество, усердно пожелаем современному нашему монашеству подняться на ту высоту, на которую оно было возведено преподобным Сергием.



Оглавление

Богослужения

29 марта 2024 г. (16 марта ст. ст.)

Частые вопросы

Интересные факты

Для святой воды и масел

Стекло, несмотря на свою хрупкость, один из наиболее долговечных материалов. Археологи знают об этом как никто другой — ведь в процессе полевых работ им доводится доставать из земли немало стеклянных находок, которые, невзирая на свой почтенный возраст, полностью сохранили функциональность.