Беседа перед обетом сердобольных вдов, в Мариинской церкви Императорскаго Вдовьяго Дома

CDX.

321. Беседа
пред обетом сердобольных вдов,
в Мариинской церкви Императорскаго Вдовьяго Дома.

(Говорена марта 16; напечатана в
Твор. Св. От. 1856 г. и в собр. 1861 г.)

<1856 год>

Не однократно, под руководством слова Божия, предлагали мы здесь учение о христианском человеколюбии вообще, и применительно к обязанностям приемлющих на себя обет сердобольнаго попечения о болящих.

Ныне хочу предложить вам повесть, – не одну из вымышленных повестей, над какими губят время и труд изобретающие их, которыми губят время и разстроивают свое воображение, мысли и чувствования читающие или слушающие их, но повесть истинную, одну из тех, о которых говорит опытный мудрец: не презри повести премудрых; – не отступай от повести Старцев (Сир. VIII. 9. 11); повесть благочестиваго всегда премудрость (XXVII. 11).

После подвигов апостольских и мученических, в Церкви Христовой, особенно в Египте и Палестине, процвело в отдельных лицах и в целых обществах отделенное от мира подвижничество, имевшее корнем своим преподобнаго Антония великаго. Видев и слышав великих наставников, подвижники заботились сохранить и упрочить наставления их: и потому ввели в обычай записывать поучительныя изречения старцев и назидательныя события. Так со слов очевиднаго свидетеля записано и то сказание, которое перескажем теперь.

Некто Евлогий, житель Александрии, человек с образованием и богатством, пожелал отречься от мира; роздал нищим свое имение, оставив немногое, на пропитание, как не способный приобретать пропитание работою; и помышлял, как бы лучше устроить свою жизнь. Увидел он лежащаго на площади прокаженнаго, у котораго болезнью повреждены были почти все члены, кроме языка, и положил пред Богом обет: Господи, во имя Твое возму я его и буду его покоить до смерти, чтобы сие и мне послужило во спасение; Господи, даруй мне терпение. Получив на сие согласие прокаженнаго, взял он его в дом свой и пятнадцать лет питал его, омывал, успокоивал, не смущаясь болезнию нечистою и заразительною. Но после того, как столь долго доставало терпения у призирающаго, открылся недостаток терпения у призираемаго. Он скучал уединением: не доволен был пищею; порицал благодетеля; требовал, чтобы опять положили его на площади. Евлогий был в затруднении. Он тяготился жалобами и укоризнами больнаго и не желал удалить его от себя, чтобы не нарушить обета, в котором полагал надежду своего спасения. По совету соседних иноков, Евлогий, взяв прокаженнаго, пришел с ним к Антонию великому, на место, куда сей по временам выходил из своей пещеры для назидания приходящих. Антоний вышел в темный вечер, и сего незнакомаго пришельца назвав по имени, велел ему в слух других пришедших (конечно для общаго назидания) сказать, для чего пришел. Евлогий открыл свой недоуменный случай и просил совета. Тогда строго сказал ему Антоний: ты можешь отказаться от прокаженнаго, но сотворивший его Бог не откажется от него; если ты бросишь его, Бог лучшему тебя повелит принять его. Потом также строго сказал прокаженному: не ради Христа ли он поработил себя тебе? не Христос ли тебе служит? Как смеешь ты роптать на Христа? Наконец, призвав обоих, особо от прочих, Антоний сказал им: поспешите возвратиться на место вашего подвига; уже Бог посылает за вами; это вам последнее испытание. Смирились оба; возвратились; чрез сорок дней скончался прокаженный, а чрез три дня после его и Евлогий, не утратив плода своего подвига.

Сию повесть можно было бы почесть поучительною притчею о христианском человеколюбии вообще, и в особенности о милосердии к болящим, если бы мы не знали, что это действительное происшествие, почти современно разсказанное нитрийским пресвитером, который был у Антония великаго в одно время с Евлогием, слышал их разговор, и потом дознал окончание происшествия. Но если действительное происшествие так поучительно, как притча: оно может принести сугубую пользу. Оно не только подает назидательныя мысли, но и подкрепляет их силою опыта.

Какия же назидательныя мысли подает нам жизнь и приключение Евлогия?

Оно показывает нам, с какою ревностию и с каким самоотвержением древние христиане посвящали себя подвигам человеколюбия. Человек образованный отказывается от занятий, которых требует и в которых находит удовольствие образованность, чтобы перейдти к далеким от любознательности и от изящества занятиям при больном. Богатый бросает богатство, чтобы получить свободу от сопряженных с ним забот; и сию свободу добровольно порабощает прокаженному, на всю свою жизнь.

Сей пример должен утешить вас, принявшия и приемлющия обет сердобольнаго попечения о болящих. Ваш подвиг не так строг: однако, если вы посвящаете себя ему искренним сердцем, во имя Господне, то вы на пути древних подвижников христианских: вы на пути святых.

Пример Евлогия показывает нам еще, сколь великую силу приписывали древние христиане подвигам христианскаго человеколюбия. Он желал устроить свою жизнь благонадежно для своего вечнаго спасения. Какое же избрал для сего средство? – Он полагал для сего достаточным один постоянный подвиг человеколюбия к болящему. И богомудрый Антоний не отвергнул сей мысли: ибо для того, без сомнения, и поддержал его в сем подвиге, чтобы чрез сие упрочить ему надежду спасения.

В самом деле, обетование блаженства: приидите, благословеннии (Матф. XXV. 34), не связал ли Судия мира неразрывно с указанием на подвиг; болен бех, и посетисте Мене (ст. 36)? Итак если вам, в следствие вашего подвига, справедливо будет сказать: болен бех, и посетисте Мене: то непременно будет вам сказано и сие: приидите, благословеннии! Укрепляйте себя в подвиге сею надеждою.

Приключение Евлогия вразумляет еще вас о том, как нужно подвизающимся в человеколюбии постоянство и терпение, и как велик может быть вред, если, по вступлении в подвиг человеколюбия, охладеем, или попустим себе ослабеть пред встречающимися трудностями. Если бы Евлогий, оскорбляемый нетерпеливостию больнаго, уступил своей нетерпеливости, и отвергнул его: он погубил бы пятнадцатилетний подвиг, сделался бы виновным в нарушении обета, и подверг бы опасности свое спасение.

Если бы случилось и с вами, чтобы человек, котораго бедствие вы облегчаете вашим попечением о нем, стал вам в тягость своею нетерпеливостию, преувеличенными и неудобоисполнимыми требованиями, неблагодарностию: остерегитесь, чтобы вам не отвечать на нетерпеливость нетерпеливостию, чтобы не разстроить вашего подвига, чтобы не поколебать вашей надежды спасения, чтобы, раздражаясь на того, кто с горя раздражается и раздражает вас, не раздражить Бога.

Призванным к попечению о болящих, особенно многих в одном месте, могут причинять затруднение мнительность, невольное тяжкое чувство при виде тяжких болезненных состояний и опасение за свое здоровье. Но мы теперь видели человека, который пятнадцать лет служил прокаженному; по необходимости часто прикасался к ранам его; своими руками влагал ему в уста пищу; и не смущался ни отвращением, ни опасением: и провидение Божие оправдало его веру и человеколюбие. Имейте веру и человеколюбие: и служение страждущим ближним будет для вас и не тяжко, и безопасно.

Человеколюбче Господи Иисусе Христе! Тебе в лице меньших братий Твоих служить избирают добрым желанием, призванныя к сему царским человеколюбием, рабыни Твои. Благослови начало, продолжение и совершение предприемлемаго ими подвига; и чрез искреннее служение присвой им право услышать, в день Твой, Твой вожделенный глас: приидите благословеннии! Аминь.