Пожар в Лавре и гибель Царь-колокола

31 июля 1920 г., в канун памяти прп. Серафима Саровского, днем загорелась небольшая лавочка возле Пятницкой башни, от которой начинался полукруг торговых рядов. Лето стояло сухое и жаркое, в Сергиеве пожары случались почти ежедневно. О них оповещали набатным звоном колокола приходских церквей, что впоследствии тоже было запрещено властями.

Когда раздался набат, я был в доме своих знакомых. Вскоре пришел знакомый монах и успокоил, сказав, что пожар пустяковый и его скоро потушат. Действительно, через некоторое время набат прекратился, но затем в него ударили сразу несколько церквей. Сын хозяйки вышел узнать, в чем дело, вскоре вернулся перепуганный: горели Пятницкая башня и весь верх лаврской стены от башни к Святым воротам. Тотчас же я побежал на площадь.

Над Пятницкой башней и над стеной поднимались огромные языки пламени и клубы черного дыма. Пересохшие за лето деревянные стропила, перегородки и полы переходов полыхали с чудовищной силой. Пожарные команды были бессильны справиться с огнем. С позолоченного купола Святых ворот уже капал расплавленный металл, купол кренился, оплывал, затем рухнул, и пламя взметнулось еще сильнее. В толпе тревожно говорили, что если огонь доберется до академических зданий, то на воздух взлетит вся Лавра: в Военно-электрической академии хранились взрывчатые вещества...

Вместе с другими Сергиевскими жителями я встал качать воду. Через два часа пожар удалось остановить, а потом и потушить. Пламя уже не бушевало. Шел только густой дым, и тлели залитые водой стропила...

На следующий день пожар возобновился. На этот раз горели Красные торговые ряды перед Лаврой и чуть подальше – Белые торговые ряды. Пожар был страшен настолько, что приезжали пожарные команды из Мытищ и Александрова. Если бы не эта помощь, из-за сильного ветра могла выгореть вся северная часть Сергиева. Долго еще после этого Красногорская площадь представляла собой жуткое зрелище: обугленные развалины торговых рядов, черная, без кровли Пятницкая башня, Святые ворота и стена между ними с провалившейся крышей и торчащими обломками обугленных стропил. Только через два-три года был произведен их ремонт, но окончательная реставрация Святых ворот была сделана уже после войны, когда Лавра была частично возвращена Патриархии...

Как-то лаврский музей посетила делегация иностранных членов Коминтерна, приехавших в Москву на очередной конгресс. Для них в бывшей трапезной Лавры и на ее торжественном сервизе был устроен роскошный по тем временам обед, на который со стен взирали еще не заклеенные лики святых и святителей. Поскольку же хорошей бумаги в то время не было, меню было отпечатано на оборотной – чистой – стороне прекрасных гравированных портретов московских митрополитов, хранившихся на складе бывшей типографии Лавры. Стоит только представить себе деятелей Коминтерна, идущих в Трапезную церковь, в руках которых красуются портреты московских митрополитов, начиная с Платона и кончая Владимиром! Один экземпляр такого портрета-меню мне удалось раздобыть. Потом я передал его вместе с полным комплектом «Богословского вестника» за 1918 г. через своего знакомого в библиотеку Академии наук.

Последнее событие, которое я должен занести на эти страницы, – гибель главного колокола Лавры, самого большого из действовавших колоколов не только России, но и всего мира, – «Царя», как он был когда-то назван. Этот колокол весом в четыре с лишним тысячи пудов в начале января 1930 г. был сброшен с колокольни, разбит на куски и увезен на переплавку. Сам я этого не видел и узнал только потом из рассказа очевидца... Невольно вспоминаются слова одного из последних римских поэтов, Децима Магна Авсония: «Смертный день для камней и для имен настанет…»

К 1941 г. Лавра уже сильно обветшала. Потускнели золотые купола, дожди смывали окраску зданий, осыпались карнизы, растрескивались стены и даже фундаменты, отваливались лепные украшения, разрушено было почти всё «гульбище» Трапезной церкви с его балюстрадой... Чтобы хотя бы частично починить фундамент колокольни, администрация музея сняла с могил вокруг Трапезной и Успенского собора почти все надгробия. Их обтесывали в плиты, которыми латали обветшавший, осыпающийся фундамент. Так была уничтожена самая подробная летопись Лавры – монастырское и академическое кладбища. Бóльшая часть деревьев засохла. Впечатление было очень тяжелое. Казалось, что прежний мир погиб навсегда...

С. А. Волков

Источник: С.А. Волков. Последние у Троицы. Воспоминания о МДА (1917–1920). – М.- СПб., 1995.