ГЛАВА V. БЛАГОДАТНЫЕ СРЕДСТВА СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ В ХРИСТИАНСКОЙ НРАВСТВЕННОСТИ. 1. Богомыслие и молитва

ГЛАВА V
БЛАГОДАТНЫЕ СРЕДСТВА СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ В ХРИСТИАНСКОЙ НРАВСТВЕННОСТИ

V.1. Богомыслие и молитва

Важнейшими средствами духовно-нравственного возрастания христианина, по святителю Тихону, являются богомыслие и молитва. Для приобретения благого навыка в этом делании святитель, возлагая упование всецело на благодатную помощь Божию, вместе с тем побуждал и себя, и своих читателей и слушателей возможно чаще восходить умом от видимого к невидимому, от предметов тварного мира к предметам духовным. С этой целью, как известно, было написано творение «Сокровище духовное, от мира собираемое». «Видим, - пишет, например, святитель, - что человек при случае подобное поминает; когда видит что или слышит, что-то подобное ему на память приходит. Христианине! Поминай и ты при случае подобное, что к созиданию души твоей надлежит. Видишь, как смиренно, кротко и благоразумно или дети пред отцом своим, или рабы пред господином своим ходят: помяни, что и мы пред Богом, яко вездесущим и на все смотрящим, ходим, живем и обращаемся, мыслим, говорим и делаем. Аще убо человеки пред человеками со страхом и благочинно ходят и всего берегутся, чтобы их не прогневить и наказанию не подпасть, кольми паче нам должно пред Богом нашим со страхом и благоговением ходить, жить и обращаться, и ничего не делать, что воле Его святой противно» (27, 93). Подобным образом внешние впечатления могут подать христианину повод к размышлению о свойствах Божиих, о бесконечных благодеяниях к роду человеческому, о последних судьбах мира и каждого человека. Богомыслие, угашая любовь к миру, удерживает от греха, отчаяния и приводит к покаянию, побуждает к молитве, укрепляет веру, любовь к Богу, ведет к прославлению Его имени и само есть славословие Богу (27, 790-791).

Богомыслие было свойственно святителю Тихону, по воспоминаниям его келейников, в высочайшей степени. Описывая свои прогулки со святителем по окрестностям Задонского монастыря, И.Чеботарев вспоминает, что святитель «дорóгой все говорил, либо с травы материю возьмет, или из Священного Писания какие тексты объясняет мне, и все наклонял к вечности». Эти размышления «о четырех последних» (смерти, Суде Христовом, Царствии Небесном и муке вечной) были особенно присущи святителю. Тот же келейник пишет, как святитель беседовал («почти ежедневно») с жившим при нем монахом Феофаном, которого любил за простосердечие и трудолюбие. «Феофан, пора, пора во отечество; мне уже истинно наскучила жизнь сия, я рад бы хоть и теперь блаженно умереть, только бы не лишиться вечного блаженства»; и скажет: «Бедные, окаянные мы! Теперь избранные Божии радуются и веселятся, и в бесконечные веки будут радоваться, а мы, странники и пришельцы, в маловременной сей жизни бедствуем и волнуемся. Туда, - скажет, -Феофан, нам надобно всегда мысленно стремиться, чтобы не лишиться с ними участниками быть! Пусть, Феофан, мир мирское любит, а мы непременно всегда будем стремиться горняя доставать. Так-то, Феофанушка!» Сим и кончит. У него всегда первые мысли и разговоры были о смерти, для чего и написана была у него картина, на которой изображен сединами украшенный старец, лежащий во гробе, в черном одеянии; картина прибита была на стене у ног его. Он часто взглядывал на оную картину, и из глубины сердечной вздохнет и скажет: « Скажи ми, Господи, кончину мою, и число дней моих, кое есть, да разумею, что лишаюся аз». Сей текст как днем, так и ночью, сидя и ходя, часто пел он, всегда с умиленными слезами и сердечным воздыханием» (6 «Записки», 12-13).

Еще за четыре или пять лет до кончины святитель сам заготовил себе гроб. «На сей гроб, - пишет И. Ефимов, - ежедневно смотря почасту, с немалыми чувствами оплакивал он падение первого человека и всего рода человеческого, воображая человека, яко тварь разумную, и нередко служившим при нем в нравоучение говорил: «До чего довел себя человек, что аки со скотом равно в землю зарывается, будучи сотворен от Бога беспорочным и бессмертным». По таковом воображении с плачем и рыданием и воплем крепким отходил он в уединенную келлию, и был глас его, аки глас плачущих по умершем; углубится потом в размышление о двоякой вечности, счастливой и несчастливой, сидя более на кровати; так бывало, что когда келейник, которому от него не всегда позволено было к нему вход иметь, войдет к нему, то от углубления того преосвященный как бы вовсе не видит и не слышит вошедшего» (6 «Записки», 19-20).

Размышлять о своей кончине святитель советует и каждому христианину. В «Кратком увещании, како подобает в святые храмы входить на славословие» он пишет: «Приходя к церкви, видишь гробы братии твоей и того для помяни, что и ты в тыяжде недра земли вселишься, и которую персть топчешь ногами, та покроет лицо. И потому воздохни к Богу о преставльшихся, да помилует их. Сие бо не токмо им, но и тебе будет полезно: ибо к ближним любовь показуешь, и, видя их умерших, помяни и о своей смерти, да так усерднее Богу помолишься» (2, 100-101).

Другим предметом постоянных глубоких размышлений святителя были страсти Христовы, крестные страдания Сына Божия. Об одном из чудесных видений, которого святитель однажды при этом сподобился, сообщает И. Ефимов. «В 1770 году, в то время, когда святитель упражнялся в сочинении «О истинном христианстве», видение ему было такое: размышлял он о страдании Христа, Сына Божия (поелику он великий был страстей Спасителевых любитель), сидя на кровати, против коей на стене прибита была Страстная картина, которая представляла распятого на Кресте Христа, снятие с оного и положение во гроб. И в глубоком том размышлении, как бы вне себя будучи, увидел с той картины, аки с горы Голгофы, с самого Креста идуща к нему Христа, всего ураненного, всего уязвленного, умученного, окровавленного. От великой чудного такового видения радости с соболезнования сердечного, бросившись к Спасителевым ногам с тем, чтобы облобызать их, выговорил он гласно слова таковые: «Ты ли, Спасителю мой, ко мне идеши?» - чувствуя себя, аки у ног Спасителевых. От того часа он еще более начал углубляться в размышление о страданиях Его и об искуплении рода человеческого» (6 «Записки», 23-24).

Богомыслие неотделимо от молитвы. То и другое было одним из главных деланий святителя во время пребывания на покое в Задонском монастыре. И. Ефимов, вспоминая, как усердно святитель в то время занимался написанием своих творений, при этом добавляет, что «между душеполезных оных трудов своих не оставлял он, однако, и келейного правила, приличного уединенному пребыванию, с поклонами и коленопреклонением; паче же упражнялся в богомыслии ночным и утренним временами, не оставляя утром прочитывать псалмы порфироносного царя-пророка. При молитве и богомыслии отличный имел он дар слезный; нередко слышен был в уединенной келлии его вопль и рыдание, с произношением гласного моления: «Помилуй, Господи! Пощади, Господи! Потерпи, Благосте наша, грехам нашим! Услыши, Господи, и не погуби нас со беззаконьми нашими! и проч.» (6 «Записки», 26).

Не оставлял святитель богомыслия и на молитве в храме. Тот же его келейник вспоминает, что «во время слушания Божественной Литургии он иногда столь углублялся в размышления о любви Божией к роду человеческому и об искуплении оного непостижимым таинством воплощения Христа, Сына Божия, о страдании Его и о таинстве Евхаристии, что иногда при многолюдственном собрании плакивал, рыдал даже. И когда замечал, что во время призывания Святого Духа священником на спасительные Дары стоящие в храме не молятся, не обинуясь всем делал выговор и побуждал всех к должной молитве и молению» (6 «Записки», 35-36).

О необходимости молитвы в деле спасения в целом и для нравственного совершенствования христианина в частности святитель пишет следующим образом. «Всякое тщание наше без благодати и помощи Божией не сильно. Может человек удобно развратиться, но себя исправить и спасти не может без Бога. Сего ради, христианине, когда хощешь благочестно жить и быть истинным христианином, и так спастись, непрестанно молись Богу и помощи от Него проси с усердием» (6, 153).

Многие положения христианской нравственности святитель выводит непосредственно из текстов молитвословий. Показательными в этом отношении являются его объяснение молитвы Господней (4, 95-102) и комментарии к некоторым псалмам (2, 185-199; 4, 102-109 и др.). Для примера приведем размышления, которые возникают у святителя при первых словах молитвы «Отче наш». Уже этим обращением мы «научаемся, - пишет он, - что Бог есть истинный Отец христиан, и они суть сынове Божии верою о Христе Иисусе» (Гал. 3, 26), «следовательно, суть братия между собой» и должны, «яко братия духовные, любовь между собой иметь и друг за друга к Богу молиться, паче же добрыми нравами Богу подобиться». Как дети единого Отца, все христиане «едину честь и славу в сем имеют, и того ради не должны друг друга презирать». Те, которые молятся: Отче наш, - «должны быть сынами Божиими, а в сынах должны быть свойства, подобные отцу. Как кто может Ему сказать: Отче наш, а сам скотам или диаволу нравами своими подобиться? Видно от сего, что христианин неисправный, пока не исправит и не очистит себя истинным покаянием, не может Бога с пользой своей призывать». Слова же на небесех «молящегося от земли отводят и к небесным обителям возводят» (4, 95-96).

Однако, не только смысл молитвословий, но и само молитвенное делание научает проходящих его многим истинам христианской нравственности¹⁰⁹. «Будем, - увещает святитель, - слушать Божие повеление и заповеди Его исполнять, аще убо хощем, чтоб Господь услышал нас. Грешники бо Бог не послушает, но аще кто богочтец есть, и волю Его творит, того послушает (Ин. 9, 31)» (2, 194). В свою очередь, молитва - плод праведности (Иак. 5, 16) - способствует усовершенствованию христианина и в других добродетелях.

Так, молитвенное делание научает молящегося смирению, приводит в осознание своей духовной нищеты. Как «царю предстоящий и просящий у него милости стоит с благоговением, главу преклоняет и на колени падает, не помышляет ни о чем другом, но в едином прошении своем ум углублен имеет, так учиться должно нам, христианам, к Царю Небесному приступать с прошением, с каким смирением, благоговением, уничижением себя пред величеством Его падать, главу и сердце приклонять и весь состав души пред Ним повергать, яко на смиренных только призирает Бог» ¹¹⁰ (3, 33; 5, 31).

«Молитвой к Богу утверждается и умножается вера, по подобию дерева, которое чем больше орошается, тем более растет» (3, 300). «Молитва возгревает в молящемся надежду («яко Бог вездесущий, потому молитву нашу слышит; всемогущий, и потому может все дать; преблагий и милосердый Отец всех» (2, 184)), сама происходя от надежды на Бога, богатого в милости и щедротах» (3, 300). Наконец, молитва к Богу исполняет сердце молящегося любовью ко всем, поскольку молиться должно не только за себя, но и друг за друга, за всех, иже во власти суть (1 Тим. 2, 2), и vза творящих нам напасть и изгонящих нас¹¹¹ (Мф. 5, 44).

Особенно благотворно действие соборной молитвы. Уже по дороге в храм необходимо молиться о даровании благоговейной молитвы. «В церкви же стоя, - пишет святитель, - крайне надлежит берещись от разговоров, смехов и прочих неприличных действий, а только внимать прилежно чтению, пению и молитве». Следует оставить и всякие житейские попечения. «Что слышал в церкви, чтенное или проповеданное, - увещает святитель, - в доме своем рассуждай и тщись по оному исполнять, да не в большее осуждение будет тебе слышанное слово Божие и не сотворенное» (27, 448, 562-563, 1062-1063, 1158-1159).

Препятствует молитве всякий «грех содеваемый, когда кто от греха отстать не хощет; гнев и злоба на ближнего в сердце питаемая; немилосердие к ближнему и обида», ему причиненная¹¹², и этой затрудненностью молитвы обличается недолжное состояние сердца (3, 303-304).

Тому, кто от греховного пути «истинным сердцем к Богу не обратился, но в грехах пребывает, - пишет святитель, - чтение псалмов и молитв ничего не пользует»¹¹³ (2, 195). Но если молитва вовсе оставляется, то и вера постепенно «оскудевает и исчезает, и так человек падает в бесстрашие, заблуждение и крайнее развращение» (2, 184; 4, 301).

Молитва необходима вне зависимости от духовно-нравственного состояния христианина. Святитель пишет: «Как праведному, несмотря на его правду, должно молиться, так и грешнику, ради грехов сотворенных, не должно оставлять молитвы, но всякому со смирением на едино милосердие Божие взирать. Как бо праведник от Бога, а не от себя имеет правду, так и грешнику должно таяжде правды от Бога молитвой, прошением, сокрушенным сердцем и истинным покаянием искать. Фарисей, понеже на правду свою взирал в молитве, отвержен; а мытарь, обремененный грехами, понеже едино милосердие Божие полагал пред собой в молитве, услышан» (3, 302).

Особо святитель говорит «о беззаконных и богопротивных имени Божия призываниях», когда «многим обычай есть во всяких разговорах и ко всякому почти слову приговаривать: «на то Бог!» или «видит Бог!», или когда, «что страшнее и горше, многие в шутках, многие для прельщения и обмана ближнего поминают великое имя Божие, при воспоминании которого трепетать и главу с сердцем приклонять должно! Но бесстрашное сердце того не рассуждает... О, когда бы сим людям открылись внутренние очи, и увидели бы, что Бог есть существо, у Которого в руце весь свет, и они сами, и смерть, и живот их: увидели бы, как в бедственном и опасном состоянии находятся, и впредь опасались бы поминать Божие имя без почтения и страха!».

Нарушением заповеди о непризывании имени Божия всуе является и «обычай к суду Божию отсылать обидевшего: «Судит - де ему Бог!» - «Что говоришь, несмысленный человече? - вопрошает святитель. - Ты говоришь: «Судит ему Бог», а Христос глаголет: молитеся за творящих вам напасть. Так рассуди, каким ты духом зде имя Божие призываешь и суда просишь у Бога на брата твоего. Он тебя обидел вчера, а ты его сегодня, а может быть и прежде; ты на него суда просишь, а он на тебя. И что было бы, когда бы по желанию нашему делал Бог? Едва бы кто на свете остался в живых, ибо много друг другу и пред Богом согрешаем».

Погрешают против святости молитвы те, которые «псалмы святые и прочие молитвы скоро читают» («сия молитва не молитва есть, но чтение слов писаных, или паче шум и звук», - говорит святитель); кто «в два голоса отправляют чтения свои, когда иные поют, а другие читают вместе» («что в таком шуме понять может пришедший в церковь человек? Отсюда последует, что и в жизни нет никакого исправления у таковых, но едино развращение и соблазн, ибо никогда не молятся, хотя и часто в церковь ходят»); кому обычай есть из святых псалмов петь между бокалами и поздравлениями»¹¹⁴ в подражание погибшему за свои беззакония Валтасару («коль неприлично, или паче богопротивно есть освященную песнь к плотоугодию присовокуплять! - пишет святитель. - Псалмы бо святые суть дело Духа Святого, пьянство же есть диавольское дело») (3, 33, 304-306; 5, 31).