В день Первоверховных Апостолов Петра и Павла, и тезоименитства Его Императорскаго Высочества Наследника Всероссийскаго

СЛОВО

В день первоверховных Апостолов
Петра и Павла, и Тезоименитства
ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЫСОЧЕСТВА
НАСЛЕДНИКА ВСЕРОССИЙСКАГО.

Ежелетним воспоминанием любезных для всея Христовы церкве имен, славнейших истинны проповедников и основателей святыя веры нашея, ясно доказывается, яко память праведнаго с похвалами и благословение Господне вечное на главе их.¹ Прошли века, разрушились твердейшие грады, и действием судеб воспоследовали премногия премногих вещей премены и превращения: но здание, добродетелию воздвиженное, остается непоколебимым. Ни едкость вся разрушающаго времени, ни тлетворная стихий сила, ни страсть человеческая благоцветущую добродетели красоту увядить не могут.

Ныне соборами благочестивых христиан прославляемые Апостолы, не требуя подтверждения от слова нашего, сами собою тому суть и всегда будут светлейшим доказательством. Мы их великия заслуги в любовной содержим памяти: да и все будущие роды, которые светом проповеданныя ими истинны осиянны быть возъимеют счастие, в прославлении их сладчайшее найдут удовольствие. Так не преставай ты, священный Писатель! провозглашать во уши всех оное достойное внимания нашего слово: Воззрите на все мимошедшие роды, и видите, кто верова Господеви, и постыдеся?²

Принося убо днесь благодарную жертву тем, коих благодеяниями мы одолженными себя почитаем, составляем чрез то светлейшее торжество, и сияет для нас день радостнейший. Сию радость нашу усугубляет Высокое Тезоименитство Пресветлейшаго Всероссийскаго НАСЛЕДНИКА, Августейшия МАТЕРИ Плода Благословеннаго. Он возрас в объятиях добродетели, и с насадителем веры Богом теснейшим соединен союзом. И потому не без особливаго провидения получил имя, Великому Павлу, мужу прямою верою и истинною мудростию знаменитому, подобное.

Нам, благословеннии христиане! созданным, по слову святому, на дела благая, и по благости Божией к безсмертию предуставленным, великим мужам последовать долг совести и честности повелевает. И нет нужды изобретением способов к достижению истинныя славы много отягощать мысль свою. Божественное намерение во установлении празднования святым не иное есть, как чтоб и мы тем же шествовали путем, по которому шествуя они благопоспешно окончали подвиг свой.

Празднуемые днесь Апостолы наивящшую свою славу приобрели тем, что в невежестве и заблуждении погруженные народы возмогли обратить ко истинне. Мы взяв пример их, не почтем себе в труд, принять в разсуждение, каким образом человека приводить надлежит во уверение истинны? Ибо из нас многим, ежели не всем, при многих случаях великая в том нужда состоит: и не редко люди жалуются на упрямство человеческое, что ни чем его преклонить и убедить не возможно; который недостаток часто происходит из того самаго, что во уверении другаго не тот порядок, какой должен, наблюдается.

Кто другаго уверить желает: вопервых нужно, чтоб он о предлагаемой истинне явственное имел понятие. Должен знать не токмо ея основание, ея существо, все ея части; но заблаговременно высмотреть и все сумнения, которыяб против ее спорливая склонность выдумать могла, и на оныя приготовить твердыя решения, предусмотреть все могущия случиться препятствия, и ко отвращению оных благоразумные изобрести способы. При таковом расположении, с какой бы стороны, страсть ли, упрямство ли, невежество ли, ни сретились: везде найдут для себя готовое изъяснение, решение, убеждение, или и посрамление. А мысль, изъяснением просвещенная, решением удовольствованная, убеждением приведенная в молчание, стыдом ослабленная, должна увериться, или близка есть ко уверению.

Но естьли уверяющий сам о предлагаемой истинне не имеет понятия, разве темное и смутное: таковой счастливо оную изъяснить не может. Ибо при темном вещи понятии изъяснение должно быть разстройное и запутанное: и потому уверяемый не только предлагаемую истинну принять не возможет, но и за истинну почесть усумнится. И таковых-то означает оное Апостольское слово: Хотят быти законоучители, не разумеюще, ни яже глаголют, ни о них же утверждают.³

Но кто и совершенное о истинне предлагаемой имеет понятие: должен он приступать ко уверению другаго с духом спокойным, и не воспламеняться вредным на сей случай жаром. Ибо в излишнее движение пришедшая кровь, и от того возмущенная мысль разстроит прямое понятий расположение, и принудит во изъяснении все ставить не в своем месте, или говорить и не принадлежащее.

Уверяемый из сего тотчас заключает, что уверяющий не имеет твердости доказательств, которой недостаток дополнить он хочет пустотою жара. Из сего не редко выходит упрямое ошибочнаго мнения защищение, и безконечныя словопрения, которыя иногда вреднейшия влекут за собою следствия.

Приметил и сие великий во Апостолех, и велит нам беречься от горячих споров, говоря, что иной, де, к здравым словесем не приступающий, гордится, ничтоже ведый, но недугует о стязаниих и словопрениях: от них же бывают зависть, рвение, хулы, непщевания лукавы, беседы злыя, и прочая.⁴ И потому увещательно Тимофею предписывает: Сия воспоминай, засвидетельствуя пред Господем, не словопретися, ни на куюже потребу, на разорение слышащих.⁵

Ежели же излишний жар уверение всякаго рода делает недействительным, кольми паче гнев. Ибо он, как есть превосходный степень разгорячившагося духа, не токмо разсудок помрачает: но и уверяемому влагает в мысль, что более властию его верить заставляют, нежели силою и важностию доказательств, чем зело трогается нежность свободности человеческия, и дело Божие остается без плода. А о тех, которые средством мучительства и гонения думают уверить другаго, не остается нужды и говорить. Таковая поступка делает стыд истинне, которая акибы сама собою была не сильна, и будто ко утверждению своему нужду находит она в орудиях свойственных животным безсловесным. Сии невежеством, или ложною ревностию изобретаемые, способы, вместо того, чтоб преклонить другаго на свою сторону, более ожесточают человеческое сердце, и сильное полагают препятствие действию истинны.

Но не довольна одна порядочно расположенная мысль: потребна и честность безпристрастныя души. Лицемерие и двойной вид великим в сем случае есть препятствием. Ласкательность честолюбия, чтоб уверением другаго стать какбы его победителем, а паче корыстолюбие, заключающее некоторую из того для себя пользу, крайне от сего должны быть удаленны. Ибо удобно уверяемый приметить может, что все дело идет не о его прямой пользе: и потому несумнительное на предлагаемую истинну возъимеет подозрение. Надобно, чтоб уверитель мог свободным гласом сии Павловы слова говорить: Никогдаже в словеси ласкания быхом к вам, якоже весте: ниже виною лихоимания, Бог свидетель: ни ищуще от человек славы, ни от вас, ни от инех.⁶ Иначе: Горе тому человеку, имже соблазн приходит.⁷

Сии суть препятствия, которыя действию истинны делают затруднение: но посмотрим и на тот прямой путь, по которому шествовать должен почтенный истинны благовестник.

Есть древнее просвещенных людей разсуждение, что не должно того ни делать, ни говорить, о чем бы ты сам сумниться мог. Источник, из котораго истинны уверение проистекает, должен быть самый чистый. И потому доказательства, к сему потребныя, не могут произносимы быть, разве из начал твердых, ясных и несумнительных. Надобно, чтоб они сходны были с здравым разсуждением, соответствовали бы гласу закона Божия, и представляли бы те следы, которые в совести каждаго начертал Создатель естества. Таковым образом руководствовать другаго есть тем удобнее, что он уже к тому от самыя природы расположен. Но притом благоразумие требует, дабы при таковых случаях и некоторое иногда уверяемому уметь делать снизхождение. Не всяк столь щастливаго понятия, чтоб к скорому всего выразумению мог способен быть; и которыя доказательства для одного суть уверительны, для другаго ониже недовольными быть кажутся. Здесь то нужен великий разума подвиг, чтоб знать, каждаго тем вести путем, который ему пристоен и вместителен. Сим родом благоразумия учительскаго особливо отличил себя великий Павел, который точно на сем основании производя дело свое, пишет к Коринфяном: Не могох вам глаголати яко духовным, но яко плотяным, яко младенцем о Христе. Млеком напоих вы, а не брашном.⁸ Да и сам Спаситель по сейже причине небесное учение свое имел нужду умерять притчами.

Но паче всего стараться надлежит, чтоб во всем дела сего течении открыты были искренность и безпристрастная душа. Одна польза уверяемаго должна первым и последним быть предметом. Естьли он и на лице твоем и на словах и на делах видит, что никаких ты чрез то не ищешь выгод своих, никаких к тому сторонних видов не примешиваешь; а единственно действует в тебе чистосердечное доброжелательство, чтоб его на прямой привести путь, и истинное доставить ему щастие: не возможно, чтоб чиелибо сердце искренностию таковой поступки не было тронуто, и захотело бы стремиться противу пользы своея.

А чтоб все сие еще более действовать могло, надобно то утверждать собственным примером своим. Едва ли быть может больший соблазн и препона делу Божию, естьли предлагаемому учению ни жизнь ни дела не соответствуют. Хладеет слово благочестия во устах того, котораго сердце не возжженно небесным любви Божия огнем: да и притом дается случай другому думать, что и сам предлагающий истинну едва ли прямо уверен о ней, когда он иное на словах, иное на деле показывает. Темже, безответен еси, о человече!⁹ слово Божие к таковому говорит, всяк судяй, а творяй иное: имже бо судом судиши другаго, себе осуждаеши: научая инаго, себе ли не учиши?иже в законе хвалишися: но преступлением закона Бога безчествуеши.¹⁰

Но когда слово утвержденно делом, и все изъясненные нами способы прямо наблюдаются: действие благодати есть несумнительно и успех благонадежен.

Хочем ли мы сие разсуждение наше и примером утвердить? и се церковь Божия представляет пред очи наши Божественную двоицу, в деле Евангелия паче всех потрудившихся, первоверховных Апостолов Петра и Павла. О! каким довольным словом можем мы изъяснить их святую ревность, истинную мудрость, благоразумие, честность и безпристрастие! Бог рекий из тьмы свету возсияти, столь великим просвещением осиял сердца их, что они откровенным лицем зрели славу Господню. Ревностию святою о пользе учеников столь были одушевленны, что в сем живом действии таковый слышан был глас их: дети! аз мучуся, яко жена раждающая, доколе не увижу в вас начертан тот Иисуса Христа образ, который в вас другие стараются изгладить. Чадца моя! имиже паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас.¹¹ Безпристрастие же и искренность поступки столь открыты, что в том они свидетельствовались самыми учениками своими: Послание наше, говорили они, вы есте, написанное в сердцах наших, знаемое и прочитаемое от всех человек.¹² Но какое слово, паки говорю, может изъяснить глубину мудрости, засвидетельствованную делами их, и сокровенную в писании их? вся мирская философия, ежели безпристрастная, со благоговением должна им отдать сие преимущество. Довольно сказать, что великий успех обращения языков увенчал славу их: так можно ли сумниться, чтоб остался какойлибо раздор, или мнение церкви разделяющее, или бы и различие законов, естьлиб тот же Апостольский дух всегда во всех действовал?

Но мы, благословеннии христиане! чем вознаградим заслуги их? чем прославим память их? приятнейшая для них жертва есть и будет, ежели в той вере, которою Дух Божий чрез их труды просветил нас, пребудем тверды и непоколебимы. В таковом расположении нашем огласит нас любезный Павлов глас: Ныне живи есмы, аще вы стоите о Господе.¹³

Но может ли благовоннейшая быти жертва паче той, которую ТЫ, БЛАГОЧЕСТИВЕЙШАЯ МОНАРХИНЯ! возносиши всегда насадителю веры Богу? Чем чистее есть источник сердца Твоего, тем приятнее пред Всевидящим Твое во благочестии упражнение, и приемлется оно в пренебесный жертвенник в воню благоухания духовнаго, да и приемлется не токмо яко свойственное Единой Благочестивейшей Особе Твоей, но и яко жертва Тобою за весь подчиненной ТЕБЕ народ приносимая. Ибо ТЫ, яко Священнейшая ПОМАЗАННИЦА Его, ходатайствуеши у него о всех нас воздыхании неизглаголанными. И посему-то дела Твои суть велики, благопоспешны и тверды, яко на твердом утверждаются основании. Сие есть праведное праведнаго Бога добродетели Твоея воздаяние. Но может ли большее быти его о ТЕБЕ благоволение, яко из чресл утробы Твоея произрастил пред очами Твоими сей краснейший добродетели цвет, Возлюбленнаго ТЕБЕ СЫНА, сколько дел Твоих, столько не менше и всего отечества красоту и утверждение? Сей есть венец славы Твоея: Сие есть вечное Божие над Тобою благословение.

ТЫ же, Пресветлейший ГОСУДАРЬ НАСЛЕДНИК, Любезнейший торжества нашего Виновник! самым делом утверждаеши слово наше, или паче чаяние Августейшия РОДИТЕЛЬНИЦЫ и всего отечества надежду. Весь лик добродетелей всегда спутешествует ТЕБЕ, яко твое непорочное сердце единственное в том находит удовольствие свое. Просвещение твердое, ревность ко общему добру, благодетельная ко всем склонность, порядочное во всем благоустройство, честность совести, и мужественный дух украшают видимо любезную нам главу Твою. Благочестие же и вера предшествуют всему: она первым есть сладчайшим предметом беседы Твоея: оную же и во всех делах Твоих поставляеши основанием. Слово мое недостаточно есть воспеть великия дарования Твои. Довольно, когда Бог явное над Тобою открыл благоволение свое, соединив с любезнейшею, всеми дарами украшенною, СУПРУГОЮ, и чрез то двух особ добродетели совокупил во единой душе.

Благослови убо, Россиа, Господа венчающаго тя милостию и щедротами. Да курятся всегда храмы твои усерднейшими молитвами о сохранении дражайшаго здравия, и всех дел о благопоспешестве Великия МОНАРХИНИ твоея и Августейшаго ЕЯ Наследия. Ибо в сем состоит блаженство, котораго мы более от щедроты небес пожелать не можем. Аминь.

Сказывано в присутствии ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА и ИХ ИМПЕРАТОРСКИХ ВЫСОЧЕСТВ, в Москве в придворной церкве 1775 года, Июня 29 дня.