на день Преподобнаго Сергия

СЛОВО

НА ДЕНЬ ПРЕПОДОБНАГО СЕРГИЯ

       Пусть другие прославляют великих и сильных земли; пусть другие удивляются великолепию и блистанию славы мирския; пусть другие ублажают богатых и завидуют им: а мы, чада Церкви, и питомцы истины Евангельския, мы прославим днесь уединеннаго и совсем от мира удаленнаго праведника.

       Сего требует от нас истина и добродетель, да и освобождает нас от всякаго подозрения в пристрастии. Кто прославляет великих и сильных земли; кто превозносит великолепие славы мирской; кто богатых ублажает: тот сие делает или по ласкательству, или по боязни, или в надежде получить какуюлибо за то награду. Но мы, прославляя уединеннаго и миру почти неизвестнаго праведника, можем быть надежны, что никто не обвинит нас в таковом пристрастии. Да и сами праведники каковыхълибо себе похвал от нас не ожидают и не требуют: ибо все творили они пред очами единаго Бога, и все свое относили к Нему единому; но притом с таким смиренномудрием, что при всех своих великих заслугах, ни мало на них не полагались, а ожидали всего токмо от единаго милосердия Господня.

       Однако самая истина велит нам проповедовать величие их: ибо они при низкости своей были велики, в сокровенности своей громки и славны, в нищете богаты, в скудости изобильны. Вот на то и слова Божия неложное свидетельство! что хотя они руганием и ранами искушение прияли, еще же и уз и темниц; хотя камением побиены были, разпилены были, искушены были, убийством меча умерли; хотя проходили в милотех и в козиях кожах, скудны, скорбяще, озлоблены; хотя в пустынях скиталися и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных: однако совсем тем, совсем тем, их не бе достоин весь мир (Евр. гл. 11, ст. 36, 37, 38); то есть, честию, славою и величием они весь мир превосходили.

       Остановимся мы на сем важном и Божием о праведниках своих свидетельстве: их же не бе достоин весь мир. Как! так по сему они превосходят все то, что ни есть в мире великое, славное, блистательное, громкое, удивительное, лестное? Так поистинне, когда их не был достоин весь мир. И ежели мирскую славу и величие громких мира дел описывать и проповедовать и прославлять великие умы и красноречивейшие языки все свои силы истощавают, и вменяют себе то в честь и славу: кольми паче достойны таковаго проповедания и прославления те, их же не бе достоин весь мир.

       Что же нам под именем мира разуметь надлежит? Конечно все твари, кои объемлет сей видимый мир, а паче весь род человеческий. Мы прежде разсмотрим человеческий род, сравнивая его славу со славою угодников Божиих; а потом сравним их и со всеми тварями.

       Велика есть слава победителей земных, громки их победы, знамениты торжества, до небес превозносимы красноречивейших языков похвалами; но что они пред праведниками? О! как малы. Ибо победить страсти, победить прелести мира, победить самаго себя есть победа всех побед величайшая. Сие видим мы на самых победителях земных, что они могли покорить сильные народы, крепкие грады; но страстей своих победить не могли, а остались их бедными пленниками и невольниками. Ибо, ежели они от других каких страстей и были свободны; но самое сие чрезмерное славолюбие, коим наиболее к таковым победам были подстрекаемы, самое сие славолюбие, было их любимый тиранн, который содержа в неволе и в плену, ослеплял их мысль и ожесточал сердце.

       Но праведник есть царь самаго себя; не он у страстей в плену, а страсти у него связаны и трепещут. Трепещут, говорю: ибо видя оне седящ на престоле Богом просвещенный разум и непорочную душу, все скрывают свои прелести и козни, и не дерзают не только чтолибо противу его предприять, но и поражаются его светлостию. Притом победы мирския, как бы они ни были благоразумно и справедливо производимы; но никак не может то быть без пролития горьких слез, без пролития потоков крове, без разорения домов и градов, без сожжения сел, без опустошения всего. Вот слава! вот громкость! вот пространнейшее поле к витийственным похвалам! Но что шествует по следам угодника Божия? Мир и тишина. Ко всем человеколюбив, ко всем благотворителен. Слезы не проливает, но отирает; раны не наносит, но исцеляет; не разоряет, но созидает; не умерщвляет, но оживляет. Всех своим просвещением наставляет; всех своим святым житием на путь добродетели руководствует. Пусть будет он сокрыт в пустыне и в горах, и в вертепах, и в пропастях земных; но добродетель его утаена быть не может. Открывается она в пустыне, пробивается сквозь гор, сияет из пропастей и вертепов: ибо не может град укрытися верху горы стоящ (Матф. гл. 5, ст. 14).

       Сравните теперь сами вы славу сию со славою победителей мирских; не видите ли, колико она превосходнее, или паче, колико слава мирская пред нею есть жалка и презренна.

       И как слава победителей мирских и побед их есть то, чего величественнее и более мир ничего не представляет, и ежели она славе угодников Божиих уступить должна; то уже о других мира сего славах, кажется, и говорить нужды нет.

       Сказать ли уже что о славе богатства? Ежели оно лестно, и зело лестно; то не столь славно прелестьми его быть уловленну, как иметь столько духа, чтоб презреть оное. Что оно придает к совершенству душевному? Что к спокойствию ея? Ничего, кроме забот, страхов, завистей и разслабления душевнаго и телеснаго. Но сии угодников Божиих бедныя милоти, сии козии кожи, сии Иоанновы от влас вельблужьих одежды, сии Сергиевы рубища успокоивали дух, укрощали страсти, предохраняли от тления века, а притом укрепляли и самое тело, храня оное в здравии и бодрости. Еще бы сия Святых похвала меньшею могла показаться, ежели бы они богатиться, и богатства изобилием наслаждаться или случая, или способности не имели. Нет! имели: а многие из них добровольно оное и оставили. Для чего? Для того, что они оставляли меншее, дабы получить большее; оставляли ничто, а получали, вместо того, все. Ибо Апостол, первый из таковых великих героев, об них свидетельствует, что они суть, яко ничтоже имуще, а вся содержаще (2 Кор. гл. 6, ст. 10). Так по чему же их почесть и скудными, когда все содержали? Ибо возобладав Богом, получили они право почитать себя обладателями неба и земли, и всего в них содержимаго.

       И так превзошедши они славою своею мнимую славу богатства мирскаго, имели ли еще то, подлинно великое превосходство, чтоб превзойти и славу мудрости мирской? Но кто же из мудрецов мира сего был премудрее избранных Божиих? Красноречие ли взять во уважение? Витии мира услаждали словом своим слухи человеческие, но не слухи Божии: ибо часто или неправду защищая, или суету хваля, или подло ласкательствуя, или малой какой наградишки ожидая, не только слух Божий оскорбляли, но и пред людьми благоразумными, презренными казалися. Но язык праведнаго есть столь витийствен в простоте своей, что он свободно им беседует с самим Богом, да еще и услаждает самаго Бога. Да усладится Ему (Псал. 103, ст. 34), говорит так один праведник Богу, да усладится Ему беседа моя. А беседа таковая не может быть без премудрости разума. Премудрость же истинная не состоит в том, чтоб изследовать причины вещей, меры и положение земли, течение звезд; но познавать Бога и таинства спасения, и таковым познанием просветившись, и очистив свое сердце, уметь так с Ним беседовать, чтоб самую Его премудрость услаждать. Да усладится Ему беседа моя. Кто убо и в славе премудрости не даст преимущество другом Божиим?

       И как они, видели мы, превосходят славою и победителей мирских, и богатых, и мудрых; то и должны мы со Апостолом признать, яко их не бе достоин весь мир. И сие должны мы признать в отношении их к роду человеческому. Но что же об них скажем во отношении их ко всем прочим тварям мира сего? Сие еще меньше требует доказательств, колико святые их превосходят.

       Человек и просто разсуждаемый, яко животное разумное, образом Божиим почтенное и владычествовать над всеми тварями поставленное, превосходит все твари, яко неодушевленныя, разумом неодаренныя, и покоренныя его власти. Но праведник, яко сын Божий, особенное в том над тварями имеет преимущество. Ибо премудрый Павел разсуждает, что все твари, в нынешнем бедном человека состоянии, суете подвержены и воздыхают, и ожидают нетерпеливо от сей суеты свободы в тот благословенный день, когда откроется свобода чад Божиих (Рим. гл. 8, ст. 21).

       Да и в самом деле величественно для нас небо, и то потому, что оно, по Евангелию, есть престол Великаго Царя. Но в праведных душах любезнее обитает Бог, нежели в вещественном небе. Светло для нас солнце; но светлость веры, светлость к Богу любви, светлость святыни, самое сияние солнечное помрачает. Питательна и плодоносна для нас земля; но она питает наши тела в тление: а праведники питают наши души в нетление. Воды омывают плотскую нечистоту; а праведники омывают скверны душевныя. Воздух нас живит; а святые, призыванием на нас животворящаго Духа, оживотворяют к безсмертию. Тоже могли бы мы сказать и о прочих всех тварях; но краткость времени не дозволяет; а и без того довольно уже к радости нашей можем заключить, яко святых не бе достоин весь мир. К радости, говорю. Ибо когда святые толико суть велики, сильны, богаты, премудры; то потому они и могут быть, и хотят быть нашими защитниками, да не защитниками токмо, но и покровителями и хранителями. Ибо когда беседовал Бог с другом своим Авраамом (Быт. гл. 18), явственно благоволил объявить, что ежели Он какова места, какова града, какова государства, наполненных грешниками не разоряет; и то творит Он единственно для того, что еще находит в тех местах некоторое, хотя малое, число праведников.

       О Боже, толико любящий Угодников своих! сохрани сие место, и Царствующий град, и все отечество наше от всякия скорби, гнева и нужды, ради молитв Праведников Твоих, и ради молитв сего нами днесь празднуемаго угодника Твоего, преподобнаго и Богоноснаго Сергия. Аминь.

       Говорено 1798 года, Июля 5 дня, в Троицкой Лавре.