на день Преображения Господня

СЛОВО

НА ДЕНЬ ПРЕОБРАЖЕНИЯ ГОСПОДНЯ

       Когда Апостолы, быв со Христом на горе Фаворстей, пораженны были некоторым превосходнейшим, нежели сей солнечный, светом; в восторге радостном, ревностнейший из них трех Петр, возопил: Господи! добро есть нам зде быти (Матф. гл. 17, ст. 4).

       Что Апостолов души сей Фаворский свет восхитил до величайшаго услаждения, сие мы ясно видим; и что они в сем услаждении почли быть верховному блаженству своему, и в сем также нас Петровы слова уверяют: но в чем они поставляли сие услаждение, и сие блаженство свое; требует то немалаго и прилежнаго разсмотрения, дабы нам не ошибиться в истинном понятии о таковом услаждении и блаженстве. Ибо человеки, и разсуждением часто заблуждающие, и чувствами управляемые, и страстьми обладаемые, могут принять одно вместо другаго; суетное услаждение, вместо прямаго, и ложное блаженство, вместо истиннаго.

       Да и самыя Петровы слова к неосновательному заключению могут некоторый подать случай. Ибо он сказав: добро есть нам зде быти: сие слово, зде, может взято быть в том разуме, что Он здесь, то есть на земле, а имянно, на Фаворской горе, заключал быть всему и совершенному человеческому блаженству. Но как Евангельская истина ясно учит нас, что блаженство наше истинное есть не зде на земли, а на небеси; да и по общему Церкви разумению, свет Фаворский, был только некоторым несовершенным изображением света небеснаго присносущнаго: то и должны мы оныя слова Петровы почитать или ошибочными, ежели он подлинно истинному блаженству нашему мнил быть здесь на земле, или взять их в другом лучшем и вышшем смысле.

       Имея уважение к Апостольскому сану, и уверение о особенном их просвещении, я заключаю, что Петрово слово, зде, объемлет в себе пространный и высокий разум.

       Во первых положим, что Петр сим словом, зде, разумел Фаворскую гору; но не просто гору Фаворскую, а в той отличной славе, какой она тогда удостоилась, не только в первый раз от сотворения своего; но каковой славы и чести еще дотоле не удостоилось никакое на земле место. Счастливая гора сия на тот час могла почтена быть небом. Ибо небо само по себе есть таковаж вещества, как и земля, а отличается от всех тварей тем, что веруется быть особенным местом присутствия величества Божия и славы праведных.

       В час Преображения Господня, Фавор преобразился в небо: ибо слава небесная возсияла на нем, и как бы оставив небо, преселилась на него; свет бо Фаворский был необыкновенный свет. Нет нами знаемаго большаго света, как солнечный; но мы взирая на него, на землю не упадаем: а Апостолы Фаворскаго света сияния не могли понести; но пали ниц на землю, по свидетельству Евангелия. Почему свет Фаворский был свет небесный, и гора Фавор стала на то время истинным небом. Когда убо Петр, таковым зрелищем восхищенный, изрек: добро нам зде быти: хотя можем допустить, что Он разумел гору Фаворскую; но в той славе, какой она тогда сподобилась; следовательно мог уже почитать ю не горою земною, но небесною; не землею, а небом.

       Ко утверждению его в сей вере послужило и то, что он увидел внезапу со Христом на горе великих святых, Моисея и Илию. Известно было Петру и всем, что сии великие праведники были не на земле, а на небеси, в недрах Божиих. Почему мог безошибочно Апостол заключить, что где Христос во славе, и где вкупе с Ним славные небожители, там есть и небо. И сия гора уже не есть гора, но место блаженства святых, и по тому возопил: добро есть нам зде быти. А ему вкупе невидимо припевал и Пророк, созывая все горы и холмы в свете, дабы они Фаворской осчастливленной горе сорадовались: горы взыграйте, яко овни, и холми, яко агнцы Божия (Псал. 113, ст. 4).

       Но пусть бы Петр сим словом, зде, разумел просто гору Фаворскую, и яко едину из всех в свете гор, но имел он столько просвещения, что не почитал, акибы наше истинное блаженство, в каком бы то ни было месте, земля ли то, или небо, заключалося и от него зависело. Нет! земля сама по себе есть простое вещество, тоже и небо: а истинное все блаженство заключается в едином Боге, и в участии блаженныя славы Его.

       Какое бы то место ни было, но где Бог присутствует при тебе благоволением своим, и сподобляет тебя быть участником славы своея; там есть и земля, там и Фаворская гора, там и небо, и рай, и все. Ежелибы, смею с некоторыми учителями Церковными сказать, ежелибы осужденных во аде осиял благоволительный свет славы Божия, и самый ад тогда внезапу обратился бы в рай. Петр убо сим словом, зде, хотя разумел гору Фаворскую; но в той славе, какую она тогда от себя испущала, и наполняла сердца услаждением вышеестественным и небесным.

       Стояла гора, как и прочия; но на верху ея стоял Господь, вышший всех гор и всех небес, и изливал лучи, коих некоторыя капли содержали сладость тех благ, яже око не виде, ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. гл. 2, ст. 9). О гора! блаженна ты не сама по себе, но яко удостоилась быть подножием сотворившаго тя. Блаженна ты, яко блаженства, единым святым уготованнаго, некоторым образом участна стала, колико тебе было вместительно. Да и конечно было тебе вместительно; ибо издавна Пророк предусмотрел чувствие радости твоея, и для того среди Церкви воспел: Фавор и Ермон о имени твоем возрадуются (Псал. 88, ст. 13). О каком имени? просто ли о имени Божием? Но таковой радости прежде Пророк не приметил в тебе; так конечно о имени преобразившагося на тебе Господа.

       Но сойдем мы с сей радующейся горы, и паки приступим к Петру, и вопросим его: Ревностнейший Апостоле! ты узрев Христа на горе во славе, пришел в восторг, и в восторге рек: Господи! добро нам зде быти. Но почто прежде таковых слов не произносил ты? Издавна был ты при Христе: сей источник жизни и блаженства всегда был един и тотже. Всегда было добро быти с Ним, в каком бы месте ни был Он. Почто убо таковыя слова произносишь только при подошве Фаворской горы, и как бы некоторым образом смешиваешь ю с Творцем ея, что акибы она одна есть то место, где нам добро быти со Христом? О Петре! настави и вразуми нас!

       На сей вопрос, дерзаю я взять на себя, сколько могу, ответствовать за Апостола. Единородный Сын Божий до крайности истощил Себя, оставив небо, и облекшись в рубище нашея плоти; не токмо все немощи понес на Себе, но и подверг Себя всем уничтожениям, страданиям, даже и поносной крестной смерти, алкал, жаждал, не имел, где главы приклонить, и признаваем был от неведущих великаго Его воплощения таинства, за человека презреннейшаго и несчастливейшаго. В таковом таинственном истощания Его состоянии, не было то время, чтоб Ему открыть славу свою, и ту славу, которую уготовал Он верующим в Него.

       Почему Петр, и вкупе с ним все Апостолы, хотя сию Его славу и свою славу чрез Него, очами веры и зрели: но еще не дерзали оную открывать; молчали, вызываться о том неблаговременным почитали, и ожидали своего времени.

       Вот же сие время и открылось на горе Фаворской. Узрели Того, который презираем был на земле, возсиявшаго, яко солнце; узрели Того нагаго, и неимеющаго где главы приклонить, блистающаго одеждою, яко снег; узрели Того, которой почитаем был за ничтожнаго человека, первейшими небожителями окруженнаго, и которые пред Ним со благоговением, яко рабы пред Господем, предстояли; узрели Того немощнаго, алчущаго и жаждущаго, в таковой силе, что одно Его сияние помрачает очи и повергает на землю. Узрев в таковой славе Христа Апостолы, могли уже тогда благовременно сказать: добро есть нам зде быти.

       Но и поистинне, великая Христиан надежда есть не безчестие, но честь; не унижение, но слава; не горесть, но услаждение; не страдания, но упокоение; не рабство, но усыновление и наследие; не смерть, но жизнь; не бедность и нищета, но богатство и царство. Великий Учитель наш хотя ведет нас узкими враты, но потом вводит в обширное небо; хотя многими скорбьми, но в царство вечности; хотя проводит чрез огнь и воду, но в покой; хотя во огне бедствий искушает, но яко злато, потом тем более возблистать имеющее. Праведницы бо возсияют, яко солнце, во царствии Отца своего (Матф. гл. 13, ст. 43). Хотя отъемлет сию временную жизнь; но дарует присносущную, по оному Евангельскому изречению: Грешницы идут в муку вечную: праведницы же в живот вечный (Матф. гл. 25, ст. 46).

       Сия есть надежда Христианская! надежда славная, великая, и глубоко в сердцах добрых Христиан запечатленная. Ибо, с Павлом скажем мы, аще в животе сем уповающе есмы во Христа точию, окаяннейши всех человек есмы (1 Кор. гл. 15, ст. 19). То есть, столько страдая добрый Христианин, единственно ради Христа, и храня правила веры Его; но совсем тем не имел бы никакой надежды по смерти за то награду получить; не былоб Христиан на свете несчастливее. Нет! мы напротив хвалимся упованием славы Божия (Рим. гл. 5, ст. 2). Нет! мы с темже Апостолом скажем: сколько бы ни велики и многи были страдания на земли, ничего они не стоят в сравнении той славы, которая имеет открыться чадам Божиим.

       И хотя вера довольна сама по себе нас в надежде сей утвердить непоколебимо: но немощна плоть, слаба мысль человеческая. В дополнение сего недостатка, и во утверждение слабыя веры нашея, благоволил Господь преобразиться на горе, и явиться в славе Божией, дабы Апостолы, и мы с ними, видя Его на земле в толикой немощи и презрении, не соблазнились сею наружностию; а узрев славу Преображения Его, утвердилися бы в вере в Него, и в надежде своей: что Он есть Господь всего, и силен залог веры нашея возвратить нам во своей целости в день оный.

       О Господи! дозволь и нам с Петром к Тебе возопить: добро нам и зде быти на земле, аще Ты будеши при нас; но паче даруй, да добро нам будет с Тобою на небеси. Аминь.

       Говорено в Вифании, 6 Августа, 1798 года.