Слово в неделю Ваий

IV. СЛОВО

В НЕДЕЛЮ ВАИЙ.

Израильтяне входящаго Христа во Иерусалим стречали с ветвями в руках, постилали под него одежды свои, и приветственными воплями оглашали воздух. Мы, новый Израиль, какоебы угоднейшее для него могли зделать стретение? Вся оная наружность, сколько сама по себе ни была блистательна, ничего не стоила, ежели при том не было добраго намерения, и усердия благорасположенныя души. Вспомните, что скоро после сего теже люди гораздо блистательнейшим по наружности обрядом казались Христа почитать. Влагали в десницу Его скипетр, на главу Его возлагали венец, царскою порфирою Его облачали; да и великолепное приветствие приглашали Ему: Радуйся Царю Иудейский. Христе Царю веков! Может ли добрый Христианин в сей новой Царской утвари Тебя приветствовать? Сии почести кажутся еще славнее тех, кои Тебе были приносимы при входе Твоем во Иерусалим. Ах, нет! Таковые почести не иное что были, как язвительнейшия поругания, которыя несравненно более Иисуса Христа оскорбляли, нежели все телесныя мучения и самая смерть.

Тело само по себе есть грубая часть земли: дает ему душа все оживление и все действие. Наружные телесныя знаки должны или уважаемы или презираемы быть, смотря по расположению души. И жеское слово может любезно принято быть, когда оно происходит от чистаго намерения и от добраго сердца; а напротив слово самое ласковое и для нашего уха лестное достойно бывает проклятия, когда скрывается в нем смертоносный яд лести. Ежели мы с людьми должны искренно обходиться, кольми паче поступка наша должна быть такова пред тем, который испытует сердца и утробы, и которому сердце сокрушенно и смиренно есть жертва драгоценнее всех сокровищ мира.

Вообразим мы себе, что акибы и ныне Спаситель хотел зделать славное вшествие в нас самих, как некогда во Иерусалим. Но почто мысленно воображать? Он самою вещию всегда желает обитать в нас, и доколе еще не находит сердце наше могущим Его в себе вместить, делает все покушения, дабы к тому приуготовить себе путь.

Сие Его приуготовление изображает слово Божие сими словами, что стоит Он при сердце нашем и толкает в него (Апок. гл. 3, ст. 20) дабы по сему сами произвольно отверзли мы Ему двери, и Он бы по тому вселился в нас. Не чувствуешь ли, ты душа, сих тихих и благодатных Его ударений? О сколь должно быть великому ожесточению, которое бы сего не чувствовало! в одном сем священном месте сколько открывается таковых благодатных случаев, которые сильн ы исправить нас, ежели только восхощем обратить то в свою пользу.

Положим, что ты не известно по какому худому расположению, называяся и почитая себя Христианином, давно не причащался бы сея Божественныя трапезы, чрез каковое причащение вселяется Господь в нас. Положив сие, взошел бы ты внезапу во храм; тотчас узришь подносиму твоим очам и устам небесную пищу и священную трапезу обагряему кровию, яко порфирою царскою. Какое должно быть при сем случае в сердце твоем ударение? Нельзя никак тебе дерзнуть и помыслить, что сие есть некоторый не нужный обряд, не имеющий ни твердаго основания, ни спасительнаго намерения. Таковая дерзновенная мысль естьлиб и могла быть в тебе, должны оную истребить Ангельския песни при сем действии устами человеческими возглашаемыя, и толикий собор Христиан, изобразующий Херувимов, восхваляющих непрестанно владыку своего. Должно при сем тронуться сердце твое, сколькоб оно ни было ожесточенно, и возжечь в тебе желание вкусить сладость пищи небесныя.

Что, когда еще при том узришь, что некоторые собратия твои, приступают к сему таинству, и представляются, что они аки заседают за единою с Царем Ангелов трапезою, с ним вкупе пиршествуют, насыщаются от тука дому Его и потоком сладости упоеваются; предстоят им для услужения Ангелы, не завидуя таковой человеческой чести, но сорадуяся тому, яко благие и в благодати утвержденныя духи. На сие взирая ты не почувствуешь ли по крайней мере раздражаемо свое честолюбие, дабы и тебе тоя же удостоиться чести, какой удостоеваются клевреты твои? Таковый один случай в дело произведенный много послужит ко исправлению жизни твоея. А он, что иное есть, как благодатное ударение Бога хотящаго обитать в нас?

Я не могу изчислить всех таковых и подобных счастливых побуждений, которыя нам всегда и на всяком месте промысл предлагает, яко некоторою спасительною удицею уловляя нас. Всяк думаю то на себе изведал, и не однократно печалился и скорбел, что он опустил употребить в свою пользу тот святый случай, который Бог посылал ему.

Но покаяние никогда не есть не благовременно. В одинатцатый час пришедших также приемлет великодушный Владыка, как пришедших и в первый час: то есть, и в старости исправленное и очищенное сердце, также Ему угодно; как и то, которое было непорочно от юности. Мы взяв случай от нынешней стречи, которую Израильтяне отправили Христу при входе Его во Иерусалим; взяв от сего случай, помыслим, как нам Его сретать, когда уже наша душа готова будет ко принятию Его. Сказали мы, что наружный обряд не есть то, чтоб прямо Ему угодно было. Не для того, чтоб и обряды должны отвергаемы быть; никак! они служат к возбуждению нашего духа, и ударяя в чувства внутренность приводят в движение. Мы не Ангелы. Не может один дух наш действовать, когда между тем чувства телесныя ничем не трогаются. Но при том несчастливы мы, когда все дело состоит в одной наружности. Знак, коли он есть прямой знак, всегда должен что нибудь означать. А без того он ниже знаком почитаться может. Священные видимые обряды должны означать внутреннее души нашей доброе расположение. Но без того заслуживают они почитаться или лицемерием или детским игралищем.

В нынейшний день подражали мы Израильтянам, держа в руках ветви, не иначе как бы видели Христа входящаго во Иерусалим. Что сим ветвей ношением означали мы? То, что представляя себе мысленно Господа Иисуса, изъявляли душевное свое Ему усердие, и гласом сердца взывали к Нему, чтоб Он оставив тот крови Его жаждущий град, обратил вшествие Свое к нам. Мы не Иудеи: они приняв Его с толикою по видимому великолепною стречею, скоро после того варварскими воплями требовали Его на пропятие. Почему сретение их было или лицемерное, или внезапным случаем без всякаго дальняго разсуждения предприятое. Мы не Иудеи или самою вещию, или не должны таковыми быть. Вопль наш, благословен Грядый во имя Господне, вопль таковый, не столько из уст, сколько от сердца да происходит. Таковы должны быть все священные нами соблюдаемые обряды. Не напрасно диакон, когда какое либо важное действие в церкви предприемлется, велегласно вопиет: премудрость, вонмем. Премудрость очами телесными не усматривается, но очами душевными: и внимание прямо к мысли относится, чтоб мы на тот час отложив всякия житейския помышления, всю свою мысль и внимание обратили к единому предлагаемому действию.

О когдаб Христиане с таковым духом отправляли свое служение Богу! оставит он тогда Иерусалим, презрит Иудейские вопли и тщетные обряды; со славою взойдет в таковыя души, и сим радостным гласом обрадует их: Зде покой мой, зде вселюся, яко изволих его (Псал. 131, ст. 14). Аминь.

Говорено в Успенском соборе Марта 24 дня
1784 года.