Слово в первую неделю великаго поста

XVIII. СЛОВО

В ПЕРВУЮ НЕДЕЛЮ ВЕЛИКАГО ПОСТА.

В сей день церьковию совершенное действие само собою есть и радостно и страшно. Ибо одних имена вечною прославляемы были памятию: других смертоносным поражаемы были проклятием. Что может быть вожделеннее, как удостоиться сего щастия, чтоб и имени нашему вечно быть прославляему, и самим нам вечною наслаждаться славою? Что напротив может быть ужаснее, как дождаться сего нещастия, чтоб кому на вечное осуждену быть страдание; да и самому имени его всегда, да еще в торжественных церковных собраниях поразительным раздираему быть проклятием?

Почему таковое церькви Христовы действие и должноб показаться и страшным и радостным. Однако, ежели прямо разсудить, оно для нас есть только радостно. Ибо хотя угрожает оно геенною и проклятием: но не для того, чтоб нас ввергнуть во оное, но чтоб от того предохранить. Никто лекарство, сколькоб оно ни было противно, не может почесть страшным, которое нас от тяжкой и опасной болезни предохраняет. Ты содрогаешь, слыша других поражаемых проклятием: но я радуюсь, когда примечаю в тебе таковое содрогание. Боишься ты сего страшнаго удара; и потому благодать Божия предохранит тебя от онаго. Не возможно, говорит один учитель, впасть тому в геенну, который всегда помышляет о геенне. Мняйся стояти да боится, да не падет, говорит Апостол (1 Кор. гл. 10, ст. 12). Но я мню, что кто стоя всегда остерегается, чтоб не упасть, тот никогда не упадет. Таковый есть прямо Христов воин, который бодро стоит на божественней стражи, и не попустит пленить себя неприятелю.

Но как некоторые с лишком изнеженные и отважно о всем разсуждающие люди думают, что аки бы страх не есть лучшим средством ко исправлению сердца нашего и к творению добродетели, то взойдем мы теперь в подвиг противу таковых, и покажем, каковый страх и сколько он содействует в делании добра, и в удержании нас от злых дел.

Мог бы я утрудить вас, когдаб из слова Божия представил вам все те места, которыя напоминают, увещавают, склоняют, чтоб бояться Бога, и иметь всегда в сердце своем страх Божий. Все места и священнаго писания и церьковных учителей таковыми увещаниями преисполнены: и ктоб столь дерзок был, чтоб только подумать мог, акиб все то было сказано без основания, или бы все те великие и премудрые учители в том погрешали. Да и сами мы ежечасно друг другу напоминаем: бойся Бога: имей страх Божий. Сие говорит и родитель детям, и господин рабам, и учитель ученикам, и властитель подчиненным, и приятель приятелю. И естьлиб кто нас чем напрасно оскорбил и обидел, обыкновенно ему приговариваем, что он Бога не боится.

Но все сие оставив, скажем мы только одно, не человеческими, но Божиими устами сказанное слово: начало премудрости страх Господень (Псал. 110, ст. 10). Зри, благочестиве! не только похваляется, чтоб иметь страх Божий; но еще он же почитается началом и основанием премудрости. Под именем премудрости разумеются все науки и художества. Философия, Красноречие, История, География, Геометрия, Астрономия и протчия все: также земледелие, живописство, токарство, ваятельная и строительная и всякия художества. Всех сих наук и художеств началом и основанием есть страх Божий. Почему? потому, что из всех наук и художеств есть наука первая, чтоб жить добродетельно. Ибо без добродетельныя жизни все науки и художества не токмо не полезны, но и вредны. Жизни же добродетельныя есть началом и основанием страх Божий. Начало премудрости страх Господень.

Но надобно знать, в чем состоит страх сей. Страх обыкновенно почитается быть двояким: один страх рабский; другий сыновний. Страх рабский есть, когда ты делаешь чтонибудь для того, что боишься за неисполнение наказания. А страх сыновний есть, когда ты делаешь чтонибудь для того, что любишь онаго, который тебе исполнить чтонибудь повелел, боясь, чтоб нарушением повеления, не оскорбить любимаго тобою. Есть еще страх наемничий, когда ты делаешь чтонибудь для того, чтоб за неисполнение не лишиться награждения. И так есть страх рабский, сыновний и наемничий. Который же из них есть началом премудрости? Все некоторым образом: хотя из них один достохвальнее, и более действует, нежели другой: однако все некоторым образом споспешествуют к созданию храма премудрости и добродетели.

Все, говорю, споспешествуют. Ибо когда ты боясь ли наказания, или ожидая награждения, или от любви, опасаясь оскорбить любимаго тобою, удерживаешь себя от худова, и творишь доброе; все то несравненно есть лучше, нежели делать худое; и освобождает тебя от преступления и наказания.

Однако со всем тем должно предпочесть страх сыновний, и его-то наиболее держаться велит нам слово Божие. Ты творишь доброе для того только, что боишься за преступление наказания: следовательно, что есть добро, ты не понимаешь. Между добром и злом у тебя в мысли и сердце нет никакова различия: ты делаешь добро для того только, что боишься наказания: а потому, когдаб в тебе сей боязни не было, то стольже охотно, или еще и более, делал бы ты худое, как и доброе. Чтож из сего? По наружности ты не преступник; ибо зделал дело доброе; но сердце твое не есть право пред Господем. Ты никакой цены не ставишь добродетели: да и некоторым образом хулишь Господа, акибы Он повелел тебе творить то доброе, в чем ты никакой доброты не усматриваешь: ибо самою вещию ты ни мало не привлекаешися; да еще некоторым образом, не поставляя ей никакой цены, и презираеши оную. А потому во всегдашней находишься опасности, что можешь поработить себя всему худому, как только в мысли и сердце своем никакова страха ощущать не станешь.

Тоже надобно сказать и о страхе наемничем. Ты делаешь чтонибудь доброе для того только, чтоб не лишиться награждения: следовательно, ты с такимже расположением понесешься и к худому, толькоб тебя, хотя мнимая, польстила к тому награда. Не уважаешь ты ни предписания законнаго, ни самого законодателя; а только взираешь на одну награду, за чтобы она тебе ни дана была. Ты прямо не любишь ни добродетели, ни добродетели источника Бога; а только любишь самого себя.

Христианин! ты люби Бога, и бойся Его; но страхом сыновним. Уклонися от зла и сотвори благо (Псал. 33, ст. 15): имея за основание, Бога, и самое благое. Бог есть твой верьховный властелин праведнейший: а потому не может Он ничего тебе предписать, разве самополезное и спасительное. Он есть твой отец благоутробнейший; а потому не может тебе ничего желать, разве добраго и счастия истиннаго. Предписываемая от Него тебе добродетель есть свята и прекрасна. Ибо она в себе содержит весь союз премудраго порядка дел твоих и благосостояния твоего. Сии разсуждения должны в тебе произвести любовь душевную к справедливейшему твоему Господу, и к благоутробнейшему отцу: и сердце твое распалить красотою добродетели. Таковая любовь произведет в тебе и страх, но какой? состоящий в том, чтоб тебе всегдашнюю иметь опасность, дабы не оскорбить толико любящаго тебя Бога, преступлением Его воли; и не лишиться того удовольствия и сладости, каковою питает душу твою добродетели красота.

Сей страх есть сыновний, и прямо Христианину свойственный. Истинный Христианин чувствует в сердце своем оный сладчайший Духа Святаго вопль: Авва, отче! то есть, чувствует, что он у Бога есть не раб, но сын. Так уже ли не надобно ожидать награды? Предоставь сие праведному Богу: она придет к тебе сама собою, и тем более, чем меньше ты оной ожидать будешь. Не унижай цены своей добродетели нравом наемничим. Ты у Бога сын; а не наемник, ни раб. Для настоящаго времени доволен буди тем, что добродетель сама собою сердце твое услаждает, а с нею любовь Божия наполняет душу твою небесным утешением.

Но всем ли дано сие великое преимущество, чтоб таковую иметь к Богу любовь и страх? Ах! нет. Петру, Павлу, и кои были подобны им, таковое преимущество есть свойственно. Но мы человеки: страсти и пороки и мысль помрачают, и развращают сердце наше. А потому сыновняя к Богу любовь в таковом сердце не вмещается. В таковом нашем положении полезен и нужен нам и тот страх, который нас от зла удерживает боязнию наказания. Когда ни любовь Божия, ни красота добродетели, не сильны склонить тебя к хранению заповедей; в таком случае счастлив ты, когда злаго не творишь, хотя для того только, что боишься, дабы не подпасть гневу Божию и вечной муке. Не трогаешься ты Божиим милосердием: так убойся хотя страшнаго правосудия Его. И для того сходно с сим Апостол пишет: овых страхом спасайте, от огня восхищающе (Иуд. гл. 1, ст. 23). Чтоб то ни было, толькоб не допустило нас до осуждения вечнаго.

Так не уже ли, скажет кто, Бога представлять мне страшным и грозным? Когда благость Его и милосердие в сердце твоем не действует, то поистинне надлежит тебе Его представить в страшном и грозном Его величестве. Ибо сколько Он милосерд; столько и правосуден. Сколько благодетельствует праведным; столько наказывает грешных. Знаем и видим мы премногия примеры Его благости и человеколюбия: но знаем же и видим премногие примеры и Его правосудия. Овых страхом спасайте, от огня восхищающе.

Да как же, паки скажет кто, другий Апостол написал: совершенная любовь вон изгоняет страх (1 Иоан. гл. 4, ст. 18). Поистинне так: но любовь, говорит Апостол, совершенная. А таковая любовь есть свойственна единым святым блаженнаго онаго века удостоившимся. Любят они Бога, и будучи утверждены во благодати на веки, ни каким страхом не смущаются. Но наша к Богу любовь всегда смешанна есть с любовию мира и плоти; и потому несовершенная: следовательно зело полезен и страх казнями и мучениями нас отводящий от злых дел. Не имея совершенныя к Богу любви, когда и сей страх из сердца истребим, своевольство нами возобладает, и ничего уже не останется, чтобы нас от зла удерживать могло. В жизни сей должны мы работать Господеви, но со страхом; и радоваться Ему, но со трепетом. Аминь.

Говорено в Успенском соборе 1785 года
Марта 9 дня.



Оглавление

Богослужения

29 марта 2024 г. (16 марта ст. ст.)

Частые вопросы

Интересные факты

Для святой воды и масел

Стекло, несмотря на свою хрупкость, один из наиболее долговечных материалов. Археологи знают об этом как никто другой — ведь в процессе полевых работ им доводится доставать из земли немало стеклянных находок, которые, невзирая на свой почтенный возраст, полностью сохранили функциональность.