Преподобный Сергий Радонежский и возрождение русского монашества в середине XIV – начале XV вв.

Преподобный Сергий Радонежский и возрождение русского монашества в середине XIV – начале XV вв.

После Батыева нашествия русское монашество наряду со всем народом понесло тяжелейшие потери. Большинство монастырей Киевской Руси располагались в крупных городах или неподалеку от них, что сделало их легкой добычей захватчиков и стало причиной их разгрома и разорения, повсеместно сопровождавшегося почти полным истреблением насельников. Однако наиболее драматически на дальнейшем состоянии монашеской жизни сказалась не столько сама по себе гибель тысяч русских иноков, как то, что по этой причине оказалась прерванной внутренняя связь поколений, были нарушены традиции монашеской жизни.

Как ни в какой иной сфере духовной жизни в монашестве важно преемство, передача живого опыта подвижничества от старцев, прошедших долгий путь монашеского делания, новоначальным инокам. Разорение большинства русских монастырей монголами и истребление их иноков привело не только к тому, что на долгие годы (а иногда и навсегда) запустело множество существовавших в домонгольский период древнейших обителей Руси, но и все русское монашество в целом оказалось на долгие годы погружено в состояние глубокого кризиса. Почти на целое столетие были потеряны не только важнейшие навыки аскетической и молитвенной практики иноков, но и преданы забвению сами принципы, лежащие в основе монашества как особого феномена духовной жизни. На монашеское пострижение чаще всего смотрели как на «второе крещение», освобождающее человека от ранее совершенных им грехов. По этой причине широкое распространение, особенно среди княжеско-боярской элиты общества, получила практика предсмертного пострижения в монашество.

Помимо того, что оказалась утраченной традиция монашеского делания, сама эпоха мало располагала к монашеской жизни. Трудно было предаваться созерцанию в условиях, когда большинство монастырей лежали в развалинах, и требовались огромные усилия для их возрождения, но главное – в любой момент можно было ожидать очередного набега ордынцев, и как следствие, нового разорения обители, гибели или угона в ордынское рабство ее насельников. Жизнь русских людей (и монахов в том числе) сводилась в ту пору главным образом к восстановлению разрушенного монголами и элементарному выживанию. Упадок русского монашества во 2-й половине XIII – 1-й половине XIV вв. хорошо заметен по православному Месяцеслову – в нем очень мало имен преподобных этой эпохи по сравнению с другими периодами русской церковной истории.

Сведений о русских монастырях и монашествующих 2-й половины XIII – 1-й половины XIV вв. сохранилось ничтожно мало. Тем не менее, можно утверждать, что в это время на Руси почти исчезли общежительные монастыри, которые всегда являлись основой подвижнической жизни – школой, где новоначальный инок получал базовые понятия о монашестве, формировал основные навыки молитвенно-аскетической практики. В первое столетие после монгольского нашествия на Руси преобладали особножи́тельные обители. Поскольку большинство из них были городскими или пригородными и к тому же являлись кти́торскими по своему характеру (княжескими или боярскими), обстановка в них мало способствовала аскетическим подвигам. Такие монастыри в большей степени рассматривались как родовые некрополи и места, где богатые постриженики могли тихо и мирно провести старость, встретить кончину и в дальнейшем получить место постоянной заупокойной молитвы. Для поступления во многие такие обители необходимо было внести немалый вклад – земельный, денежный или же дорогими вещами.

Как пример обители, чья братия плохо помнила о своем аскетическом призвании, можно привести Снетогорский монастырь Рождества Богородицы – крупнейший и богатейший среди обителей Пскова. Этот монастырь, известный с конца XIII в., печально прославился как своего рода «богадельня» для богатых псковичей, которые и после своего пострижения продолжали здесь вкусно и обильно питаться, носить богатые одежды. Об этой обители говорили, что игумена здесь избирали из числа самых бедных иноков, чтобы он во всем зависел от богатых пострижеников, келарем же, напротив, назначали самого богатого монаха, чтобы он обеспечивал братии комфортное существование. В конце XIV в. пытался навести порядок в этой буйной обители и хоть как-то приучить иноков-сибаритов к самым элементарным требованиям общежительного устава Суздальский архиепископ Дионисий, прибывший в Псков по благословению Константинопольского патриарха. Сохранилась датированная 1387 г. грамота Дионисия братии Снетогорского монастыря, призывавшая к соблюдению правил иноческого общежития.

Вообще псковские и новгородские обители (в отличие от расположенных в центральной и северной Руси) в значительной мере оставались в стороне от процесса духовного возрождения русского иночества, начало которому положил преподобный Сергий Радонежский. Лишь после окончательного присоединения Великого Новгорода и Пскова к Москве на рубеже XV-XVI вв. в расположенных там монастырях стал вводиться общежительный устав.

Помимо ктиторских монастырей, в рассматриваемую эпоху на Руси также существовали небольшие особножительные обители, которые возникали вокруг приходских храмов, когда рядом с ними строили свои кельи отдельные иноки. При этом близ церкви могли селиться как монахи, так и монахини – как правило, из числа небогатых горожан и крестьян. Со временем такая стихийно возникшая община все более упорядочивала свою деятельность, начинала принимать черты монастыря. Такая обитель могла быть «о́птиной» – т. е. общим для насельников-мужчин и монахинь-женщин монастырем. «Оптины» монастыри, могли возникать и иным образом: когда братия разоренного мужского монастыря находила приют в женской обители или наоборот, инокини перебирались в уцелевший мужской монастырь. В трудные годы ордынского ига приходилось мириться с таким явлением, которое прежде, в домонгольские времена, едва ли было возможно. Но в условиях всеобщей разрухи это подчас была единственная возможность сохранить ту или иную монашескую общину при гибели монастыря.

Но, несмотря на все указанные проблемы со времен Киевской Руси монашество было для Русской Церкви стержнем церковной жизни. Представление о том, что «иноки – свет миру» во многом формировало религиозное сознание жителей средневековой Руси. И даже несмотря на ставший результатом монгольского разгрома Руси упадок монашества, понимание того, сколь велико значение монастырей и иноков в духовной жизни народа, продолжало сохраняться. Но было необходимо значительное время для того, чтобы возродить утраченную традицию монашеской жизни во всей ее полноте и глубине. На это ушло почти столетие: лишь в середине – 2-й половине XIV в. начинается стремительное и масштабное возрождение русского монашества, которое стало возможным, прежде всего, благодаря активной и целенаправленной деятельности митрополита Киевского и всея Руси Алексия и исключительному по своей силе и глубине молитвенно-аскетическому подвигу преподобного Сергия Радонежского.

Преподобный Сергий Радонежский – личность уникальная: он не имел какого-либо непоредственного учителя в своей монашеской жизни, которую строил на основании собственного осмысления монашеского подвига и проникновения в суть православной аскетической традиции. Полученный им богатейший личный опыт иноческого жития благодаря множеству учеников и сподвижников стал достоянием всего русского монашества, для которого Сергий воистину стал «игуменом всея Руси». Поражает, что этот не оставивший после себя ни единой написанной строки монах стал для всего русского народа неким духовным камертоном, с которым сверял свои помыслы и поступки каждый – от великого князя до простого крестьянина.

Начало монашеской жизни Сергия пришлось на период митрополичьего служения святителя Феогноста. Стремление к аскезе Варфоломей, юный сын Ростовского боярина, перебравшегося на жительство в Радонеж, проявил уже в молодые годы, но лишь после кончины родителей оставил мир и стал отшельником. Его старший брат Стефан, к этому времени овдовевший и принявший постриг в Покровском Хотькове монастыре, решил разделить с Варфоломеем тяготы отшельнической жизни. Братья избрали местом своего иноческого подвига гору Маковец в лесах близ Радонежа. Начало этого подвига было необычно для русской монашеской традиции: считалось, что отшельничество и затвор – удел опытных иноков, уже прошедших первоначальный искус в общежительных обителях. Для новоначальных такой путь полагали не просто трудным, но и опасным из-за высокой степени риска впасть в духовную прелесть. Однако время было таким, что найти на Руси опытного наставника, чтобы под его началом пройти первые шаги на поприще монашеской жизни, братья просто не могли: ни учителей-старцев, ни общежительных монастырей вокруг не было. Приходилось постигать науку монашеского делания самостоятельно, и Сергий смог в одиночку, без поводыря пройти этот путь, ни разу не оступившись.

Варфоломей и Стефан первоначально вместе жили на горе Маковец в срубленной ими своими руками келье-хижине. Место, избранное ими для подвигов аскезы и молитвы, было далеким от селений и уединенным. Молодые подвижники проводили время в молитве и тяжелых трудах, чем и добывали себе пропитание. Вскоре после начала своей жизни в Радонежских лесах братья построили на Маковце маленькую деревянную церковь. Освящена она была по благословению митрополита Феогноста во имя Пресвятой Троицы. Житие преподобного Сергия сообщает, что замысел освятить храм во имя Троицы был внушен отшельникам свыше: «Не наше же се замышление, но Божие изволение, и прознаменание, и избрание, Богу тако изволшу».

Освящение храма во имя Троицы было в то время довольно необычным для Руси. Несмотря на то, что Троический догмат был сформулирован Церковью еще в IV в. на I и II Вселенских Соборах, а христиане с древнейших времен отмечали день Пятидесятницы как праздник Сошествия Святого Духа на апостолов, последний первоначально не воспринимался как праздник Троицы. Как следствие, ни Византия, ни Русь до XIV в. почти не имели храмов, освященных во имя Троицы. Позднее христианами было более четко осознано, что в день Пятидесятницы человечеству в полноте было явлено откровение Бога-Троицы. На Руси утверждение такого понимания праздника Пятидесятницы-Троицы всецело связано с преподобным Сергием Радонежским, который именно в учении о едином в Трех Лицах Боге, Который есть Любовь, основывал свою проповедь любви и единства, обращенную к русскому народу в ту судьбоносную эпоху, когда в борьбе с ордынским игом созидалось единое и свободное Русское государство.

«Преподобный Сергий, основав свою монашескую общину, «поставил храм Троицы, как зеркало для собранных им в единожитие, дабы взиранием на Святую Троицу побеждался страх перед ненавистной раздельностью мира». Св. Сергий здесь вдохновлялся молитвой Христа и Его учеников «да будет едино яко же и мы». Его идеалом было преображение вселенной по образу и подобию Святой Троицы, то есть внутреннее объединение всех существ в Боге», – писал русский философ Сергей Трубецкой об основном содержании учения Сергия Радонежского.

В сущности, ничего нового в богословии авва Сергий не предлагал – он просто акцентировал внимание именно на Троическом понимании Бога и учил своих учеников, а вслед за ними – и весь русский народ, видеть в учении о Боге-Троице не просто отвлеченный догмат (хотя и главнейший в христианском вероучении), но ту духовно-нравственную основу, на которой должна строиться жизнь человека, – единство, созидаемое любовью. Проповедуя Троицу Живоначальную и Нераздельную, преподобный Сергий тем самым благословлял соборность Руси и отвергал братоубийственную рознь и усобицы.

Стефан недолго оставался на горе Маковец: не выдержав трудностей отшельнической жизни, он покинул брата и ушел в московский Богоявленский монастырь, в более комфортные условия городской обители, к тому же близкой ко двору великого князя: «Стефан же съвръшивъ церковь и свящавъ ю, и немного поживе въ пустыни с братом си, и видя труд пустынный, житие скръбно, житие жестко, отвсюду теснота, отвсюду недо- статкы, ни имущим ниоткуду ни ястьа, ни питиа, ни прочих, яже на потребу. Не бе бо ни прохода, ни приноса ниоткуду же; не бе бо окрестъ пустыня тоя близ тогда ни сель, ни дворовъ, ни людей, живущих в них; ни пути людскаго ниоткуду же, и не бе мимоходящаго, ни посещающаго, но округъ места того съ все страны все лесъ, все пустыня. Онь же видя сиа и стужив си, оставляет пустыню, купно же и брата своего приснаго, преподобнаго пустынолюбца и пустыножителя, и оттуду изиде на Москву».

Варфоломей остался один, и переносимые им тяготы стали еще большими. Юный подвижник выдержал множество искушений. Житие Сергия Радонежского сообщает: «И поне же младу ему сущу и крепку плотию, – бяше бо силенъ бывь телом, могый за два человека, – диаволъ же похотными стрелами хотя уязвити его. Преподобный же, очютивь брань вражию, удръжа си тело и поработи е, обуздавь постом; и тако бла- годатию Божиею избавленъ бысть. Научи бо ся на бесовьскиа брани въоружатися: яко же бесове греховною стрелою устрелити хотяху, противу техъ преподобный чистотными стрелами стреляше, стреляющих на мраце правыа сердцемь». Но, преодолев все, молодой отшельник достиг высот духовной жизни. Житие содержит описание множества совершенных им чудес и явления ему Богородицы.

Испытав себя, боярский сын решился принять монашеский постриг. Житие сообщает, что он был пострижен неким игуменом Митрофаном и наречен Сергием. После принятия монашества более двух лет Сергий продолжал жить в полном одиночестве. Но слава о молодом подвижнике все более распространялась, и постепенно к нему стали стекаться ищущие безмолвного созерцательного жития. Рядом с кельей Сергия появились жилища других иноков, которые в то время жили особножительно – каждый сам изыскивал себе пропитание и заботился о своем быте. Согласно Житию, Сергий своими руками срубил кельи для некоторых пришедших к нему иноков: «Келиамь же зиждемым и тыном ограженым, не зело пространнейшим, но и вратаря сущих ту у врат пристави, от них же сам Сергий трие или четыре келии сам своима рукама създа».

Однако если в своем быту иноки были независимы друга от друга, то в духовной жизни они ориентировались на Сергия: «И създаша себе кыйждо свою келию и живяху о Бозе, смотряще житиа преподобнаго Сергиа и тому по силе равнообразующеся. Преподобный же Сергий, живый съ братиами, многы труды претръпеваше, и великы подвиги и поты посьтничьскаго житиа творяше».

Но, несмотря на свой огромный авторитет среди других монахов, очевидное лидерство в новообразованной общине и первенство в избрании Маковца как места монашеского подвига, будущий преподобный долгое время не желал принимать игуменства над монастырем и сопряженного с настоятельской должностью священного сана: «Сам Сергий испръва не хотя-ше поставлениа презвитерьска или игуменьства приати многаго ради и конечнаго смирениа». «Ради смирениа Сергий не хотяше поставлениа поповьства или игуменьства възяти: глаголаше бо присно, яко зачало и корень есть санолюбиа еже хотети игуменьства», – говорится в Житии.

Возможно, Сергий медлил с принятием игуменского посоха еще и потому, что стремился создать из стихийно собравшихся вокруг него на горе Маковец иноков общежительный монастырь и тем самым возродить эту угасшую иноческую традицию. Но он понимал, что сделать это сразу будет очень сложно: на Руси уже успели основательно отвыкнуть от общежительного устава, и его возобновление могло обернуться конфликтами.

Тем не менее Радонежский подвижник уже на заре существования своей Троицкой обители стал понемногу приучать иноков к общему житию, вводя в обиход его отдельные элементы. В частности, в монастыре изначально была обязательной общая молитва иноков, собираемых Сергием в Троицком храме: «Сице живый съ братиами, аще и не поставленъ бысть въ прозвитеры, но велми с ними пристоаше церькви Божии. И по вся дни пояше съ братиями въ церкви и полунощницу, и заутренюю, и часове, и третий, и шестый, и девятый, и вечерню, и нефимонъ...». Поскольку ни Сергий, ни кто-либо из других монахов не имели священного сана, Литургию и другие богослужения в Троицком храме приглашали совершить священника или игумена из какого-либо иного храма или монастыря: «На обедню призываше некоего чюжаго, попа суща саном или игумена сътарца, и того приимаше и повелеваше ему творити святую литургию».

Как элемент общежительного уклада можно рассматривать и хозяйственную деятельность монахов Троицкой обители, которую они осуществляли общими усилиями. Иноки совместно трудились на монастырском огороде, рубили дрова, носили воду и т. д. Сергий при этом подавал прочим монахам пример смирения и трудолюбия: «Без лености братиамь яко купленый рабъ служаше: и дрова на всех, яко же речеся, сечаше; и тлъкущи жито, въ жръновех меляше, и хлебы печаше, и вариво варяше, и прочее брашно яже братиамь на потребу устрааше; обувь же и порты краяше и шиаше; и от источника, сущаго ту, воду въ двою водоносу почръпаа на своем си раме на гору възношаше и комуждо у келий поставляше». Такое поведение Сергия, очевидно, также должно было постепенно приучать монахов к общежительной традиции. Как видно, с этой же целью Сергий начал устраивать в обители совместные трапезы, для которых сам приготовлял угощение братии.

Когда монашеская жизнь на Маковце обрела более организованные и устоявшиеся формы, стало очевидно, что Троицкому монастырю необходим игумен, способный руководить образовавшейся братией и регулярно совершать в монастырском храме богослужения. Иноки упрашивали Сергия стать во главе общины, однако, сам он по-прежнему считал себя недостойным игуменства. В 1354 г. вместе с двумя другими монахами он пришел пешком из своего монастыря в Переяславль-Залесский, где тогда находился Владимиро-Волынский епископ Афанасий, исполнявший обязанности местоблюстителя митрополичьего престола после кончины митрополита Феогноста и отъезда святителя Алексия в Константинополь на поставление на митрополию. Сергий просил епископа Афанасия дать Троицкой обители игумена. Архиерей же, наслышанный о духовных подвигах основателя обители настаивал на том, чтобы он сам принял священнический сан и игуменский посох. Житие Сергия сообщает, что он уступил настоянию архиерея только из послушания.

Став игуменом Троицкой обители, Сергий нисколько не изменил своего прежнего смиренного образа жизни, продолжая оставаться для братии примером в труде и молитве: «Мала же некаа словесы глаголаше, наказаа братию, множайшаа же паче делесы сам образ бываше братии». После того, как Сергий стал игуменом, в обители поначалу сохранялся прежний уклад монашеской жизни, в котором присутствовали лишь отдельные элементы общежительного устава. Но теперь Сергий был облечен игуменской властью и мог более решительно заняться усилением общежительного начала в жизни Троицкой братии, численность которой на тот момент составляла 12 иноков: «беаше братиа числом два на десяте мних кроме самого игумена, третиаго на десяте».

После принятия священного сана Сергий также ежедневно совершал Литургию, приготовляя своими руками все необходимое для богослужения: «Отнеле же поставленъ бысть въ игуменьство, по вся дни святаа литоргиа бываше, просфиры же сам печаше: преже бо пшеницу тлъчаше и меляше, и муку сеаше, и тесто месяше и квасяше. Ти тако испекши просфиры, служаше Богу от своих праведных трудовъ, иному не дааше никому, аще и зело хотяху мнози от братиа пещи просфиры. Но преподобный тщащеся быти учитель и делатель: и кутию сам варяше, и свечи скаше, и каноны творяше».

В отношении преподобного Сергия к новоначальным инокам также видна тенденция к следованию общежительной традиции. Игумен принимал в Троицкий монастырь всех желающих монашеской жизни: «Еже всякому приходящему к нему и хотящему быти мниху, и желающему острищися, не отреваше убо никого же, ни стара, ни уна, ни богата, ни убога; но всех приимаше съ усръдиемь и с радостию». Но при этом всякого новичка ожидало длительное испытание, которое предшествовало пострижению. Оно было призвано проверить серьезность намерения принять монашество: «Но не ту абие постризаше его, но преже повелеваше ему облещися въ свиту длъгу еже от сукна черна и в ней преходити съ братиами время доволно, дондеже извыкняше весь устрой монастырьскы. Таче по сих облачяшет и въ мнишескую одежю, акы въ всех службах искушена; и остриг облачит и в манатию и клобукъ. А егда будяше съвръшенъ чрънець, житиемъ чистымъ искусенъ сый, и таковаго сподобляет приати святую схиму».

Игумен Сергий решительно порывает с обычаями особножительных монастырей и в вопросе обеспечения монахов всем необходимым для жизни в обители. Несмотря на крайнюю скудость Троицкого монастыря на начальном этапе его существования, его первый настоятель категорически запрещал монахам выходить за пределы обители в поисках милостыни. Это правило должно было неукоснительно исполняться даже в случае самого бедственного положения братии, которая временами попросту голодала. «Преподобный же Сергий всяку нужю ону, и тесноту, и всяку скудость, и недостаткы тръпяше съ благодарениемъ, ожидаа от Бога богатыа милости», – отмечается в Житии. Со временем в окрестностях монастыря поселились крестьяне, которые «начаша посещати и учащати в монастырь, приносяще многообразнаа и многоразличнаа потребованиа». Только такие добровольные приношения игумен Сергий разрешал принимать на нужды обители.

Время, когда в Троицком монастыре был введен общежительный устав, точно не известно. В Житии Сергия говорится: «Въ един же убо от днии придошя грькы от Констандина града и поклонишяся святому, глаголюще: «патриарх Вселенскыи архиепископъ Коньстандина града кир Филофеи благословляет тя». Въкупе же и поминкы от патриарха давше ему – крестъ и парамандь и схыму, давше же ему и грамоту патриаршу». Получив благословение патриарха Филофея, Сергий известил братию, что «патриарх Констянтина града и повелевает нам обще житие жити, тако же и митрополит Алексие». Игумен вопросил братию: «Вы же что съвещаете о том?» И монахи, уже подготовленные предшествующими годами постепенного привыкания к основам общего жития, ответили Сергию согласием на введение общежительного устава.

Относительно датировки указанных событий, можно привести следующие соображения. Поскольку святитель Алексий стал митрополитом в 1354 г. и к моменту поставления Сергия на игуменство еще находился в Византии, благословение Константинопольского патриарха вряд ли могло быть получено Троицким игуменом в период первого патриаршества Филофея (в 1353-1354 гг.). Более вероятно, что это произошло уже после того, как Филофей вторично стал патриархом, в 1364-1376 гг. Показательна хронологическая близость к этой дате еще одного события, важного для дальнейшего развития монашеской жизни на Руси: в 1365 г. митрополит Алексий основал в Московском Кремле Чудов монастырь, который также стал общежительным. Б. М. Клосс считает это событие началом монастырской реформы, направленной на возрождение общежительного устава в русских обителях, а ее инициативу всецело связывает с митрополитом Алексием. В подтверждение своей точки зрения исследователь приводит тот факт, что все монастыри, в которых ранее других было введено общее житие, находились на территории митрополичьей области. Помимо Троице-Сергиева и Чудова, это также Спасо-Андроников, Симонов и Высоко-Петровский монастыри в Москве, Владычный Введенский и Высоцкий Зачатьевский монастыри в Серпухове, Константино-Еленинский во Владимире, Никольский на Болоте в Переяславле-Залесском, нижегородские монастыри: Зачатьевский, Благовещенский, Вознесенский Печерский, а также Троицкий Стефанов Махрищский и Благовещенский Киржачский. Движение за возобновление общежительного устава охватило и женские обители. Так, в 1367 (или 1377 г.) митрополит Алексий основал женский Алексеевский монастырь в Москве. Ставшая в нем игуменией сестра митрополита Иулиания в летописи именуется: «общему житью женскому начальница».

(Продолжение следует)

В. И. Петрушко,

доктор церковной истории, кандидат исторических наук, профессор кафедры русской и общей церковной истории и канонического права ПСТГУ

Источник: Культурное наследие России: период. изд. ФГБНИУ РНИИКиП им. Д. С. Лихачева. М., 2017. № 2. - С. 31-39.


4 июня 2020

< Назад | Возврат к списку | Вперёд >

Интересные факты

«Дело бывших монахов Троице-Сергиевой Лавры»
«Дело бывших монахов Троице-Сергиевой Лавры»
17 февраля 1938 года — особенный день в истории Троице-Сергиевой Лавры и Радонежской земли. В этот день были расстреляны несколько человек лаврской братии, а также духовенства, монахинь и мирян Сергиево-Посадского благочиния.
Подписание Екатериной II указа об учреждении Сергиевского посада
Подписание Екатериной II указа об учреждении Сергиевского посада
22 марта (2 апреля н. ст.) 1782 года императрица Екатерина II подписала указ, одним из пунктов которого повелевалось учредить из сел и слобод близ Троице-Сергиевой Лавры лежащих, «посад под имянем Сергиевской и в нем ратушу...».
Учреждение братского кладбища Троицкой обители
Учреждение братского кладбища Троицкой обители
23 марта 1861 года митрополит Московский и священноархимандрит Троице-Сергиевой Лавры Филарет (Дроздов) благословил учреждение на восточной окраине Посада «киновии усопшей братии Лавры» или, другими словами, братского кладбища Троицкой обители...
Исцеление крестьянки И. В. Фомичевой у мощей преподобного Сергия
Исцеление крестьянки И. В. Фомичевой у мощей преподобного Сергия
20 марта 1909 г. крестьянка Тверской губернии Ирина Васильевна Фомичева, 25 лет, получила исцеление ног у мощей преподобного Сергия.
Крестный ход вокруг Сергиева Посада
Крестный ход вокруг Сергиева Посада
В праздник Покрова Божией Матери в 1812 году по благословению митр. Платона (Левшина) наместник Троице-Сергиевой лавры совершил крестный ход вокруг Сергиева Посада для избавления города и обители от французов.