К.Н. Леонтьев и Троице-Сергиева Лавра

Н.Ф. Буданова

Имя Константина Николаевича Леонтьева (1821-1891), талантливого русского беллетриста, литературного критика, публициста, религиозного мыслителя в наши дни известно лишь небольшому кругу читателей, в основном, литературоведам и философам.

Творческое наследие Леонтьева, весьма противоречивое по своему характеру, не поддается однозначной оценке, равно как и его мировоззрение. Леонтьев был почти неизвестен своим современникам и не признан ими, так как его «охранительный консерватизм» шел вразрез с господствовавшей тогда верой в буржуазно-демократический прогресс.

Леонтьев – личность богато одаренная, яркая и трагическая в своих духовных исканиях, борениях и судьбе.

Настоящая статья посвящена заключительному, слабо изученному этапу его многотрудного жизненного и духовного пути.

K-Leontiev_.jpg

К.Н. Леонтьев. Фото 1889 г.

Троице-Сергиева Лавра не занимает в духовной жизни и творчестве Леонтьева такого значительного места, как Оптина пустынь, в которой он, не считая приездов в разные годы, прожил почти безвыездно более пяти лет (с весны 1886 г. по 23 августа 1891 г.) под духовным окормлением знаменитого старца иеромонаха Амвросия (в миру – Александр Михайлович Гренков, 1812-1891). Годы пребывания в Оптиной были для Леонтьева годами духовного роста и творческого подъема [1].

В Троице-Сергиевой Лавре Леонтьев прожил немногим более двух месяцев (с 30 августа по 12 ноября 1891 г.). Однако Троице-Сергиева Лавра – это последнее земное пристанище Леонтьева, здесь завершается его духовный подвиг.

Попытаемся по возможности собрать и осветить (в основном, по письмам Леонтьева и воспоминаниям, ему посвященным) то немногое, что известно о пребывании Леонтьева у Троицы.

Переезд его в Сергиев Посад совершился по настоянию старца Амвросия, его духовного отца.

«Троица – после Оптиной единственное место в России, где мне теперь не противно жить... Городок вроде уездного, монахи и хороший воздух. И тут и там есть друзья. Главные черты сходны», – писал Леонтьев А. Губастову еще в мае 1891 г. [2].

В письме к В.В. Розанову от 13-14 августа 1891 г. Из Оптиной он следующим образом объясняет мотивы своего предполагаемого переезда в Сергиев Посад: «...старец настойчиво уже с весны побуждает меня к этому переселению ввиду близости (там) именно той самой хирургической помощи, к которой и Вы мне советуете прибегнуть [3]. От[ец] Амвросий говорит: «Не должен христианин напрашиваться на слишком жестокую смерть. Лечиться – смирение». И даже торопит отъезд, пока не холодно. Может быть, у него есть и другие обо мне соображения, о которых он умалчивает <...>. Впрочем, не надо старческую заповедь принимать всегда в прямом и чисто практическом смысле, что «вот все у Троицы еще лучше будет. «Вовсе нет; может случиться «в земном» смысле и хуже; но важны благословение и послушание в «загробном» отношении в смысле «трансцендентного эгоизма» [4] (т.е. для личного спасения души).

В письме к священнику И.И. Фуделю от 5 сентября 1891 г. уже из Троице-Сергиевой Лавры Леонтьев также объясняет свой переезд в Лавру рекомендацией старца Амвросия. «Замечу кстати, – добавляет Леонтьев, – что старец как-то особенно настойчиво выпроваживает меня к Троице. Почему – не понимаю. Явный повод, конечно, близость специалистов по моей болезни, могущей причинить слишком лютую смерть. Но что-то подозревается и тайное, а что – не знаю» [5].

Не исключено, что прозорливый старец предвидел не только собственную близкую кончину, но и близкую кончину своего духовного сына, так как, благословив о. Климента, сказал ему: «Скоро увидимся, скоро увидимся».

Старец Амвросий скончался в Шамардине 10 (22) октября 1891 г., Леонтьев – 12 ноября того же года, пережив его немногим более месяца [6].

Троице-Сергиева лавра 1880-е гг..jpg

Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1880-е гг.
Фото с сайта 
pastvu.com

23 августа 1891 г. Леонтьев принял тайный монашеский постриг в Предтеченском скиту Оптиной пустыни под именем Климента (так звали друга Леонтьева, преждевременно умершего оптинского иеромонаха Климента Зедергольма; его памяти Леонтьев посвятил одну из своих лучших работ «Отец Климент Зедергольм, иеромонах Оптиной пустыни») [7].

30 августа 1891 г. больной Леонтьев приезжает в Троице-Сергиеву Лавру.

В упомянутом выше письме к И.И. Фуделю от 5 сентября 1891 г. Константин Николаевич делится своими первыми впечатлениями от Лавры: «Уезжая, я благословился у старца возвратиться в Оптину около 15 сентября (пока еще не слишком холодно) в том случае, если у Троицы мне покажется уж слишком не по духу и не по средствам. Но 15-е еще не настало, а я уже чувствую решимость остаться здесь и испытать себя хоть в течение зимы, а в мае что Бог даст. «По духу» я ничего, доволен. Троица уже давно была для меня после Оптиной наиболее приятным местом: город мал (я это люблю), кругом лес, близок тот «запах ладана» и видна та «черная ряса», без которых я уже и жить не могу и которые люблю даже и тогда, когда вижу все несовершенства людей, облеченных в эту рясу и с кадилом в руке. Но, не скрою, очень боюсь хозяйственной стороны...» [8].

По приезде о. Клименту не удалось поступить в число лаврской братии. Наместником Лавры был архимандрит Леонид Кавелин (1822-1891), ученый монах, известный духовный писатель (его перу, в частности, принадлежат такие труды, как «Историческое описание Козельской Введенской Оптиной пустыни» и «Жизнеописание Оптинского старца иеромонаха Леонида», изданные в Москве в 1876 г.). Леонтьев был с ним знаком давно, со времен своей дипломатической службы в Константинополе, но их отношения были прохладными. Кавелин скончался в октябре 1891 г., вскоре после приезда Леонтьева в Лавру.

Не удалось также о. Клименту поступить и в Гефсиманский скит. Пришлось подыскивать себе в Посаде подходящую квартиру. Леонтьев поселился в лаврской гостинице, а через некоторое время перешел в так называемые «графские номера» (по имени жившего там ранее графа М.В. Толстого, церковного писателя). Это была отдельная и удобная квартира. Здесь его изредка навещали его московские друзья, а также студенты Духовной академии. Духовным отцом Леонтьева стал иеромонах Гефсиманского скита старец Варнава.

Наиболее яркой, талантливой и значительной фигурой из духовного окружения Леонтьева в Троице-Сергиевой Лавре в то время был, пожалуй, молодой архимандрит Антоний (в миру –  Алексей Павлович Храповицкий,1863-1936). В 1889 г. 27-летний Антоний, возведенный в сан архимандрита, становится ректором Санкт-Петербургской духовной академии, а затем (незадолго до приезда Леонтьева) – ректором Московской духовной академии. Позднее он становится митрополитом. Антоний (Храповицкий) – известный духовный писатель и автор ряда работ о Достоевском, горячим поклонником таланта которого он был.

Портрет_митрополита_Антония_(Храповицкого).jpg

Митр. Антоний (Храповицкий)

Ранее, до Троице-Сергиевой Лавры, архимандрит Антоний не был лично знаком с Николаем Константиновичем, но относился к нему достаточно неприязненно и даже выступал в печати против узкой и односторонней, на его взгляд, трактовки последним христианской проблемы спасения души (так называемый «трансцендентный эгоизм» Леонтьева), а также по вопросу об отношении христианина к общественному благу. По мнению Леонтьева, высказанному им, в частности, в статье «О всемирной любви» (1880), посвященной критике Пушкинской речи Достоевского, христианин должен заботиться лишь о загробном спасении личной души.

«Верно только одно, – точно одно, одно только несомненно, – писал Н.К. Леонтьев, – это то, что все здешнее должно погибнуть. И потому на что эта лихорадочная забота о земном благе грядущих поколений? На что эти младенческие болезненные мечты и восторги!» [9].

«С своей стороны, – вспоминает владыка Антоний, – я разрешал спорный вопрос так, что для христианина, живущего среди человеческого общества, спасение души и истинное служение общественному благу равно недоступны одно без другого, а потому и самый вопрос неуместен» [10].

Второй причиной настороженно-предвзятого отношения его к Леонтьеву были, как он сам признается в воспоминаниях, несправедливые нападки Леонтьева в печати на «горячо любимого мною Достоевского», обвинения последнего в так называемом «розовом христианстве», то есть в излишней проповеди любви.

Однако, позднее, уже после смерти Леонтьева и более обстоятельного знакомства с его сочинениями, отношение владыки Антония к Леонтьеву заметно меняется. Название воспоминаний «Искренняя душа» – это и характеристика Леонтьева. Святитель тепло вспоминает о двух своих встречах с Леонтьевым в Лавре, с сочувствием отзывается о его книге «Отец Климент Зедергольм, иеромонах Оптиной Пустыни», о «Рассказах из жизни христиан в Турции».

Владыка Антоний посетил Леонтьева в Лавре дважды: вскоре после его приезда и накануне его кончины (есть сведения, что последняя встреча состоялась 9 ноября).

«Во время первой беседы, – вспоминает митрополит Антоний (Храповицкий), – Леонтьев говорил о греках, об их, по его мнению, более глубоком и духовном, чем у русских, понимании христианства; о молодых людях из духовного сословия, отличающихся большим трудолюбием, чистотой семейных нравов, но не способных, за редким исключением, к творческой и административной работе; о современном монашестве; о необходимости восстановления патриаршества на Руси. <...> Замечательно, что Константин Николаевич не говорил ничего о Достоевском, хотя и говорил о литературе и, в частности, негодовал на атеистические произведения Л. Толстого; не повторял он и своих парадоксов последних лет о происхождении религиозного чувства и об эгоистическом характере христианства» [11].

Владыка Антоний называет эту беседу «сердечной и искренней». По его воспоминаниям, Леонтьев говорил много и очень умно, но в высшей степени скромно, как говорят простые монахи пред настоятелями или старшими иеромонахами: прямо, открыто, но без настойчивости и с постоянной готовностью выслушать и принять опровержение своих мыслей» [12].

Второй раз митрополит Антоний  посетил уже тяжело больного Леонтьева по его просьбе вместе с иеромонахом Троице-Сергиевой Лавры Никоном после принятия больным Святых Таин от старца Гефсиманского скита о. Варнавы.

И совсем уже примиряющим аккордом звучит в воспоминаниях владыки Антония его итоговая оценка Леонтьева. Архиерей характеризует Леонтьева, очистившегося покаянием и сумевшего преодолеть свои пристрастия, как «одного из лучших русских людей, одного из недюжинных русских талантов, одного из наиболее пре- данных Христу и церкви православных христиан, у которого есть чему поучиться не только мирянину, но и богослову» [13].

Троице-Сергиева Лавра. Вид с юга. 1880-1889 гг..jpg

Троице-Сергиева Лавра. Вид с юга. 1880-1889 гг.
Фото с сайта
pastvu.com

Несколько слов о литературной деятельности Леонтьева в Троице-Сергиевой Лавре. За короткий срок пребывания у Троицы ничего нового Леонтьев не успел написать, но он продолжал подготовку к изданию тома третьего своих публицистических статей «Россия, Восток и славянство», мечтал продолжить работу над трудом «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения».

Письма Леонтьева 1891 г. свидетельствуют, что он сохранил живой интерес к событиям общественно-политической, религиозной и культурной жизни России, а также страстный темперамент публициста [14].

1891 г. год принес Константину Николаевичу нечаянную радость: состоялось на основе завязавшейся переписки его заочное знакомство с В.В. Розановым, вскоре вылившееся в дружбу.

Переписка этих двух талантливых людей, оригинальных мыслителей и блестящих стилистов, продолжавшаяся немногим более полугода (с весны по октябрь 1891 г.), много дает для понимания личности и мировоззрения Леонтьева.

Леонтьев, не избалованный вниманием критики и так долго ждавший если не признания своих идей, то хотя бы интереса к ним, вдруг неожиданно встретил эрудированного и сочувственного собеседника и, как ему казалось, единомышленника, понимавшего его с полуслова.

Как позднее объяснил Розанов, его сблизили с Леонтьевым единство темперамента борцов и общность положения (обнищавший дворянин и уездный учитель); сблизили их и общее неприятие казенного либерализма и критическое отношение к буржуазно-демократическому прогрессу. Яркая личность Леонтьева, парадоксальность и независимость его суждений поразили молодого Розанова. Вскоре переписка приобретает дружеский и даже исповедальный характер.

0_d0d74_67893710_.jpg

У стен Гефсиманского Черниговского скита.
Фото 1880-х гг.

Историософские и эстетические взгляды Леонтьева в последний год его жизни, год монашеского пострига, не претерпели заметных изменений. Он остался верен и своей теории «триединого процесса», приложимой, по его мнению, ко всей неорганической и органической природе, и своему «эстетическому пониманию» истории и жизни. Последнее Леонтьев изложил еще в письме к священнику И. Фуделю от 6 июля 1888 г. В письме к Розанову от 13-14 августа 1891 г. Леонтьев возвращается к этой теме. Согласно его взгляду, основным, универсальным «мерилом» (то есть критерием) в подходе к явлениям истории и жизни является эстетика. Религия же годится лишь для единоверцев и для спасения собственной души («трансцедентный эгоизм»), а мораль вообще не годится, так как большинство царей, полководцев, художников (и даже некоторые святые) не выдержат морального критерия [15].

По этому поводу Розанов, опубликовавший в 1903 г., уже после смерти Леонтьева, его письма со своим содержательным предисловием и примечаниями [16], восклицает: «Эстетика универсальнее христианства. Что христианство для китайца и римлянина: «местное явление» [17]! И добавляет, что эстетизм был натурою Леонтьева, «а в христианство он все-таки был только крещен; это – первозаконие и второзаконие» [18].

Розанов один из первых (если не первый!) отметил явное противоречие между строгим аскетическим идеалом Леонтьева и его языческой по своему характеру эстетикой.

По образному выражению Розанова, «на дне души» Леонтьева, так и не сумевшего до конца отказаться от своей языческой эстетики, «лежали как бы вечно грызшие друг друга два змия: эстетизм и христианство, «эллин» и житель катакомб» [19].

Позднее вывод Розанова о языческом характере эстетики Леонтьева поддержали некоторые богословы (в их числе такой авторитетный православный богослов, как протоиерей Георгий Флоровский, и религиозные мыслители рубежа XIX-XX вв.).

Несмотря на идейные расхождения, Розанов навсегда сохранил к Леонтьеву глубокое уважение и привязанность, назвав его человеком чистого сердца и великого ума. Розанов отнес Леонтьева к числу искателей и сравнил с великими мореплавателями: «Сущность этого «великого мореплавания» заключается в погружении в умственный океан, в отдаче всего себя, до последних фибр, до злоключений, до опасности и личного несчастья – диковинкам его глубин и отдаленностей» [20].

По наблюдению Леонтьева, все важные события его жизни совершались в годы, которыми начинается каждое десятилетие:

1831 г. – год рождения Константина Николаевича.

1851 г. – болезнь, знакомство с И.С. Тургеневым, первое решение стать писателем.

1861 г. – женитьба, нужда.

1871 г. – важнейший религиозный переворот, определивший всю его последующую жизнь.

1881 г. – неприятности по имению Кудиново; цензорская работа [21].

1891 г. – смерть старца Амвросия.

Константин Николаевич надеялся, что благополучно перешагнет 1891-й год и вернется к литературной работе. Однако Бог сулил иное. О. Климент простудился, сидя за письменным столом у открытой форточки в жарко натопленной гостиничной комнате [22]. В результате он заболел пневмонией, той болезнью, стадии развития которой он подробно описал некогда в статье «Византизм и славянство» в качестве иллюстрации к своей теории «триединого процесса развития». Болезнь эта, неожиданная для него самого и окружающих, развивалась стремительно и привела к летальному исходу.

Сведения о последних днях и часах жизни о. Климента содержатся в воспоминаниях А.А. Александрова, К.А. Губастова, Ф.П. Чуприна, архимандрита Антония Храповицкого. За время своей недолгой болезни о. Климент дважды исповедовался и приобщился Святых Таин. Умирал он тяжело, бредил, терял сознание. Скончался о. Климент 12 ноября 1891 г.

Архимандрит Антоний принял участие в погребальной литургии и чине отпевания. По его воспоминаниям, «надгробное слово было произнесено довольно бестолково бестолковым студентом-священником Веригиным, молодым, избалованным барченком». В служении участвовали шесть иереев. После погребения состоялся поминальный обед.

О. Климент был погребен в Гефсиманском скиту близ храма Черниговской Божией Матери.

Leontiev_K_N.jpg

Надпись на нагробьи могилы Н.К. Леонтьева.
Гефсиманский Черниговский скит,
подворье Троице-Сергиевой Лавры

Представляется знаменательным и не случайным, что последний год жизни Леонтьева (в иночестве о. Климента) был связан с двумя прославленными православными святынями России – Оптиной пустынью и Троице-Сергиевой Лаврой. Здесь завершается главное дело его жизни, которому он посвятил последние двадцать лет – дело спасения души (как он его понимал), выполнение обета, данного им во время смертельной болезни в Салониках в 1871 г. перед иконой Божией Матери, привезенной ему с Афона: в случае выздоровления коренным образом переменить свою жизнь и, возможно, закончить ее в монастыре. И он свое обещание выполнил.


Источник: Троице-Сергиева Лавра в истории, культуре и духовной жизни России: Материалы III международной конференции / Сост.: Т.Н. Манушина, С.В. Николаева. – Сергиев Посад: Весь Сергиев Посад, 2004. С. 204-213.


Примечания

[1] Этот в период биографии К.Н. Леонтьева кратко освещен в кн.: Иваск Ю.П. Константин Леонтьев (1831-1891). Жизнь и творчество // Леонтьев К.Н.: Pro et contra. – СПб., 1995. Кн. 2. С. 588-592.

[2] Леонтьев К.Н. Избранные письма. 1854-1891. – СПб., 1993. С. 569.

[3] Леонтьев страдал острой почечной недостаточностью, а также болезнью горла.

[4] Леонтьев К. Письма к Василию Розанову. – Лондон, 1981. С. 112-113.

[5] Леонтьев К.Н. Избранные письма... С. 593.

[6] О старце Амвросии Леонтьев тепло отзывается в письмах Розанову. Он посвятил памяти своего духовного отца статью «Оптинский старец Амвросий» (Гражданин. 1891. №N9 305, 313).

[7] Впервые опубликовано: Русский вестник. 1879. №№ 11-12. Отд. изд.: 1880. 1882, 1908.

[8] Леонтьев К.Н. Избранные письма. С. 593-594.

[9] Леонтьев К.Н. Наши новые христиане Ф.М. Достоевский и гр. Лев Толстой. – М., 1882. С. 23.

[10] Антонии (Храповицкий), архиеп. Искренняя душа // Памяти К.Н. Леонтьева. – СПб., 1911. С. 312. В 1892 г, уже после смерти К.Н. Леонтьева выступил по этому вопросу со статьями «Как относится служение общественному благу к заботе о спасении собственной души» (Вопросы философии и психологии. 1892. Т. 3. Кн. 12) и «Общественное благо с точки зрения христианской и современной – позитивной» (Богословский вестник. 1892. Т. 6).

[11] Памяти К.Н. Леонтьева. С. 315-316. Владыка Антоний в данном случае имеет в виду уже упоминавшийся выше «трансцендентный эгоизм» Леонтьева («животный страх за свою загробную участь») и постоянно встречающуюся в произведениях Леонтьева мысль о страхе Божием как источнике и основе веры.

[12] Там же. С. 314.

[13] Там же. С. 323.

[14] Так, в частности, Леонтьев в резкой форме отзывается о реферате своего бывшего любимца Вл. С. Соловьева «Об упадке средневекового мировоззрения» и мечтает организовать среди духовных лиц полемику с идеями Соловьева, а его самого выслать за пределы России (см.: Леонтьев К.Н. Избранные письма. С. 602-603).

[15] Леонтьев К. Письма к Василию Розанову... С. 102-103.

[16] Русский вестник. 1903. №№ 4-6. Следует отметить, что взгляды Розанова к этому времени претерпели известную эволюцию. В своих примечаниях он защищает Достоевского и роман «Братья Карамазовы от нападок Леонтьева. Очевидно, «розовое христианство» Достоевского (религия любви) ему ближе, чем религия страха Леонтьева.

[17] Леонтьев К. Письма к Василию Розанову... С. 107.

[18] Там же.

[19] Там же. С. 105.

[20] Там же. С. 128.

[21] Памяти К. Н. Леонтьева... С. 139.

[22] Там же. С. 322.



Смотрите также:

Константин Николаевич Леонтьев – сайт «Азбука веры»

Сапронов П.А. К юбилеям К.Н. Леонтьева и В.В. Розанова // Начало: журнал института богословия и философии. – СПб., 2006. – № 15.

Что предугадал Константин Леонтьев? Эфир передачи «Философские ночи» от 24 февраля 2018 г. на радио «Вера»

С.Салихова. В Гефсиманском скиту Лавры: Памяти Константина (Климента) Леонтьева


20 ноября 2018

< Назад | Возврат к списку | Вперёд >

Интересные факты

«Дело бывших монахов Троице-Сергиевой Лавры»
«Дело бывших монахов Троице-Сергиевой Лавры»
17 февраля 1938 года — особенный день в истории Троице-Сергиевой Лавры и Радонежской земли. В этот день были расстреляны несколько человек лаврской братии, а также духовенства, монахинь и мирян Сергиево-Посадского благочиния.
Подписание Екатериной II указа об учреждении Сергиевского посада
Подписание Екатериной II указа об учреждении Сергиевского посада
22 марта (2 апреля н. ст.) 1782 года императрица Екатерина II подписала указ, одним из пунктов которого повелевалось учредить из сел и слобод близ Троице-Сергиевой Лавры лежащих, «посад под имянем Сергиевской и в нем ратушу...».
Учреждение братского кладбища Троицкой обители
Учреждение братского кладбища Троицкой обители
23 марта 1861 года митрополит Московский и священноархимандрит Троице-Сергиевой Лавры Филарет (Дроздов) благословил учреждение на восточной окраине Посада «киновии усопшей братии Лавры» или, другими словами, братского кладбища Троицкой обители...
Исцеление крестьянки И. В. Фомичевой у мощей преподобного Сергия
Исцеление крестьянки И. В. Фомичевой у мощей преподобного Сергия
20 марта 1909 г. крестьянка Тверской губернии Ирина Васильевна Фомичева, 25 лет, получила исцеление ног у мощей преподобного Сергия.
Крестный ход вокруг Сергиева Посада
Крестный ход вокруг Сергиева Посада
В праздник Покрова Божией Матери в 1812 году по благословению митр. Платона (Левшина) наместник Троице-Сергиевой лавры совершил крестный ход вокруг Сергиева Посада для избавления города и обители от французов.