Душеполезное чтение из старинной монастырской рукописи: «Повесть о видении Козьмы, игумена. Страшная и зело полезная»

Душеполезное чтение из старинной монастырской рукописи: «Повесть о видении Козьмы, игумена. Страшная и зело полезная»
Иеромонах Гурий (Гусев)

В келейной библиотеке одного из насельников Троицкой обители хранится рукописный сборник, предположительно, XVII века, содержащий множество душеполезных повествований, предназначавшихся для келейного чтения на каждый день года. По-видимому, этот сборник, как и многие подобные книги, был переписан монастырским писцом. Усердный инок-писец переписал этот сборник на бумаге «в осьминку» аккуратным полууставом. Среди этих рассказов одно повествование принадлежит некоему игумену Косме и именуется: «Повесть о видении Козьмы, игумена. Страшная и зело полезная». Рассказ представлен на восьми с половиной разворотах рукописного текста.

Повествование приводится на языке оригинала в расшифрованном виде. Полууставное письмо читается без труда и дает возможность читателю ощутить красоту старинного русского слога и познакомиться со старославянским текстом. Вместе с нашей расшифровкой приводим и отснятые в высоком качестве изображения рукописных страниц, содержащих данный рассказ. И добавляем наше же переложение на современный литературный язык.

«Видение Козьмы, игумена» — греческий литературный памятник Х в. Памятник повествует о временах Романа I Лакапи́на, византийского императора с 920 по 944 гг. "Видение Козьмы" — событие 933 года. Примечательный образец литературного жанра "повествования о видениях". Это повествование содержится в некоторых книгах: «Прологе» под 5 октября, в «Патерике», а также в многочисленных рукописных сборниках для душеполезного чтения.

На Руси повесть переписывалась с IV по XVII вв. и сегодня встречается в старообрядческих рукописных книгах, переписанных у древнерусских предшественников.

В дни, когда Церковь готовится ко Святой Четыредесятнице, то есть Великому посту, весьма уместно и полезно будет предложить боголюбивому читателю эту, действительно, «страшную и весьма полезную повесть» о чудесном видении потустороннего мира, которого сподобился некий инок одной древней обители, пребывая в тяжелой болезни.

«Повесть о видении Козьмы, игумена. Страшная и зело полезная»

Текст оригинала
Литературный перевод
В третие надесять лето царства Романа греческаго царя бяше некто муж в том царствующем граде един сый от царских держай положец еже бяше ко устраблению своего си покоя. И той иноческое житие восприя, и бысть пастырь яже райстей реце прилежащей обители иночествующих мних. По прешествии же некоего лета прилучися ему в болезнь люту впасти и за многа времена в том пребывшу. 

И внегда уже потом пято месячному  [разворот] времени исполняющуся, в третий час дни мало воспрянув, и в себе быв молча на одре восстав седее, и сюду и сюду от своих подкрепляем. И внегда седее бысть во изступлении от третияго часа до девятого, имея очи зраяща к стропу храмины, и уста шепчуща, но не яве, и вся не разсмотрена. Посреде же нареченных часов мало в себе пришед, и нача просити от своих сущих, два преломка хлеба: дадите м, рече, обе части хлеба, ихже приях от честнаго старца. И яко рек, положи руце на лоно и в пазусе пытая искомая. Нецыи же от пришедших привидение таковое мняху, а не видению бытии, искаху пытающе еже сказати им великое си таинство, рцы, глаголюще, отче, не утай от нас ползования: где в толикия часы был еси. Яко устнама тогда беседовал еси: нам же ту вельми плачющим. Он же рече: умолкните чада, Господу дающу, егда в себе приду, и прошение ваше исполню. Стекжеся вся братия около его, и он начат повесть:

еже убо вся умом вменю по конце отцы [разворот] и братия, по тонку вам исповедати. Лучше бяше еже по уму и языку человеческому, или елика имам принести памяти ради еже к вам исповедание. Якоже седох на одре двема братома подкрепляем, прилучися мне видети ошуюю мя страны, бытии множество человек, и лица им почернела паче смолы, и не точна всем, но иным вельми, иным же слабейша. И абие имяху лица развращены, ины очеса синя: и иныя убийцы, а друзии яко зверие взирающее. И овому устне посинели, яко и отекшее. И овому едины устне гор, а иному долу: такови человецы близ одра моего бывшее тщахуся взятии мя от вас. И яже первее окрест вас смотрях, и мнях не вельми страшити вас, ниже ко устремлению боятися. И не вем како разъярившееся, и пояша мя свирепо от вас, овии за шию связана влечаху, инии же созади реяху: друзии отинде запинаху. Инии же мя вельми влечаху, и наконец заведшее мя к некоему брегу зело превелику, ему же широта бяше елико каменному вержению, глубина же даже и до тартара: к таковому брегу нужно мя влечаху. На единой же стране [разворот]  брега бяше стезя зело тесна, яко ни единой стопе ножней мощи тамо вместитися. По таковей же тесней стезе и скорбней нужно онеми влеком бех: к десному брегу паче наваляющумися да не како отторгнуся в зияющу ону и не проходимую впаду пропасть. Под таковою же пропастию река являшеся текуща, и вельми гремяща, и шумяща течением, со многим же трепетом тесный он путь прошедше да яко в шуей стране уже к концу идуще, к верху брега оного великого, и его реце, врата велика обретохом отворена. К ним же бяше седя велик буяк муж, велий взором страшен же лицеем. Ему же очи зело развращене, и пламень огненен исхождаше из уст его мног, а из ноздрей испущаше дым смердящь. И язык ему висяше из уст его локоть един. И десная рука ему весма суха, подобна столпу, и бяше нага и простерта зело, ею же повинныя восхищая, и во ону пропасть вметая: иже и в ней осуждении, горе и увы вси взываху. Приближившимжеся нам ко мрачному оному дивнему мужу, и абие велми возопи к водящим [разворот] мя, рече, той мой любленник ми есть. И внегда руку простер, хотя мя ясти, аз же в страсе преторгся и вострепетах и в себе спрятахся. И внезапу яко некоторым посланием явистася мужа два седа суща и священолепна: их же Андрея и Иоанна священныя апостолы мених бытии, яко сих видехна святых иконах писаны. И сих видев он зломысленый, абие скутався скрыся. И тако поемше мя доблествене та оба старца, и прошедша предняя врата малая. Прешедше же и внутренняя врата. Изыдохом в некополито место, идеже добрая, и веселая, и красная бяху. Иже поискавше к полскому краю, обретохом место злачно и прекрасно ему же красную доброту и будущую благодать сказати словом зело не мощно. Посреде же того места седяше некоторый старец многочестен, и около негомножество детей паче песка морскаго. Тогда убо страх аз отложив, и молком водящая мя вопросих: кто есть сей старец, и кто суть иже около его плоти бесчисленныя, она же рекоста: сий есть Авраам иже слышиши Лоно авраамле. И абие тех повелением поклонихся [разворот] с прилежанием и целовах того Авраама. Таже к преднему шествию пойдохом. И при кончине злачнаго оного места стояше велий елеон: его же дубрава древес множае звезд небесных, и на коемждо древе сень стояше: и на коей же сени бяше одр: и на коем ждо одре бяше человек, от них же многия познах, воспитавшихся в домех царских, и многия от граждан. Некия иже на селех живущия. Другия от обители нашея. Сих же всех елицех познавах, умерши от зде бяху. Да внегда помыслих вопросити что есть дивный елеон, предвариша они стари рекоша ми, что помышляеши глаголя: что се есть великий красный елеон, и что суть вся яже на нем, се суть иже слышиши: многия обители у тебе спасе суть, и по достоянию в сем разделяемы в меру добродетелей. И минувшее того елеона, бяше град, его же доброта и красота и еже о стенах управление и слог, не мощно сказати. Дванадесять препоясании по всей стене около бяху. И не единою пестротою препоясана, но различными по различию многоценных камень. И по стенам врата  [разворот]  злата и сребрена и висима по различию. И внутрь врат домы златы, и злата седалища, злата подножия, златы всходы. И той град весь исполнен света неизглаголанна, и исполнь благоухания и благодати. Обшедше же весь град той, и ни человека, ни скота, ни птицы, ни ино что яже по земли и по воздухудвизаемая видехом. К краю же града дивнии домове царьстии создании бяху. В царских же входех чертог, ему же и мера елико каменно вержение. От края же чертога, даже и до края его, простерта бяше трапеза, от всякаго мраморна камения: и толико отстояше от земли, с стояща мужа: и бяше исполнена всяких возлежащих. Неизреченным же светом и благоуханием и благодатью весь дом исполнен бяше. На конец же чертога мала чаша бяше, паче солнца сияюща, на той же лежащи трапезе. От него же каженика два приникшее световидны, и лица их паче молнии блистающася, и всякия радости исполнены. И рекоша онем иже со мною старцем: да сядет сий на трапезе. И абие с словом показаша и место. Доведшее же мя они старцы и посадиша. [разворот] Они же на единем месте чертога шедшее седоста. Кажеником же на мнезе времени косневшим трапезе, и многия от возлежащих познах, иже от обители сея сущих, и от мира прочих. По мнозе же часе паки каженицы приникшее, старцем рекши возвратите сего, занеже много жалеют о нем, о яже к Богу его сбытии. И царь утешився, мыслит того во иночестем житии бытии: и того тем же путем возвратите, и возмите вместо его Афанасия Траянова, и абие приемше мя старцы они, изведоша мя из чертога и из града, и изыдохом онем путем. Идущим же нам, и се езера исполнена мук, ово мрачно: ово огнено: и ино смердящыя мглы, и другое червия. И другая по друзей муце, вида и мучения исполнена река: и общаго человеческаго множества, бе числа исполнена, и уныл плач и горко всем рыдание. Вся же езера прошедше. И в некоем месте паки оного старца обретохом, его же глаголаху бытии Авраама: и паки приступи целова его. Он же ми подаде чашу злату полну вина, паче меда сладчайша, и три посмаги: иже единаго поквасив в вине, изъядох. И оно вино все испих. [разворот] Другая же два посмага вложих в недра моя, и то вы вчера прошах. Та же по мале вместо оно доидохо, идееже бе он муж злосмрадный седяше: иже видев мя, скрежеташе на мя зубы своими люта. И с яростию и гневом глаголаше: уже отныне утече мене, но обаче не имам отселе почити на тя всякая подвизати ми и на твой монастырь. Да уже братия моя, и еже познах и видех, и исповедах: да еже како все бе бых, не познах. 

По беседе же его послан бысть некий в Траянов монастырь, и шед обреете Афанасия мниха умерша. И на одре из келии его износима, и вопроси: когда преставися; и слыша: во вчерашний день, к девятому часу, в онь же час сий видение видел бяше. Не далече бо монастыря сия от себе стояху. Занеже близ им бытии и до днешняго дне, единем наставником окормляеми бывают. 

По видении же том пребысть лет тридесять, по Бозе добре жительствуя, управляя и окормляя оба монастыря: живяше со мнихи. И тако от жития отшед в славе Божии.»
 



  





В тринадцатое лето царствования Романа, греческаго царя, жил некий муж в царственном столичном городе. Был он одним из царских приближенных. Имея благочестивое намерение стать иноком, этот муж оставил царскую службу и нашел покой в монастыре. В святой обители у Райской реки он принял монашество и стал ее игуменом. По прошествии же некоего времени случилось впасть ему в лютую продолжительную болезнь. 

И, когда проболел он уже пять месяцев, в третий час дня, немного придя в себя, приподнялся он молча на своем одре, придерживаемый своими келейниками под руки. И когда сел, то с третьего до девятого часа впал в некое изнеможение, имея очи зрящими в сторону церкви, неразборчиво шепча что-то одними губами. После этого длительного времени пришел немного в себя и стал просить у своих келейников две краюшки хлеба: "Подайте мне те обе части хлеба, которые я принял от честнаго старца". И, сказав, положил руки на грудь и стал за пазухой нащупывать, пытаясь найти что-то. Некоторые из иноков, пришедших проведать игумена, догадались, что это было чудесное видение, и стали просить, чтобы старец открыл им это великое таинство: "Расскажи нам, отче, не скрой от нас пользы духовной: где в эти часы был, когда устами с кем-то беседовал, а мы здесь плакали о тебе?" Он же ответил тихо: "Помолчите, чада, Господа ради; когда в себя приду, то прошение ваше исполню". 

На следующий день вся братия собралась около одра игумена, и он начал повесть: 

"Сколько вспомню, отцы и братия, то вам и постараюсь поведать. Как сможет только ум человеческий понять и язык передать, так вам и расскажу. Вчера, как только при помощи братьев приподнялся я на одре, вдруг увидел я слева от нас множество людей, лица которых были чернее смолы: у одних очень черные, а у других менее. Вдруг у всех лица стали разгневанными: у одних глаза налились как у убийц, а другие стали смотреть на меня как дикие звери; у некоторых щеки надулись и посинели, у некоторых губы тянулись вверх, у других вниз; такие страшные люди собрались у одра моего, намереваясь отнять меня от вас, братия. Сначала я стал смотреть вокруг, не устрашится ли кто из вас. И не знаю как, но, разъярившись, схватили они меня свирепо и повлекли от вас: одни, обвязав, потащили за шею, иные сзади толкая, другие пиная с разных сторон; кто-то сильно тянул вперед. И наконец притащили они меня к очень высокому обрыву шириной с каменное вержение (бросок камня), глубиной же до самого преисподнего тартара - к таковому обрыву насильственно меня притащили. На самом краю я увидел очень узкую тропинку, настолько тесную, что, казалось, и одна стопа на ней не могла уместиться. По такой узкой и страшной тропе был я насильно влачим ими к правому краю. Я прижимался в страхе отделиться от них и сорваться в эту страшную пропасть. В глубине этой пропасти была видна бурная река, страшно гремящая и своим потоком производящая сильный шум. Со многим трепетом тесный тот путь пройдя, уже минуя левую сторону к верху этого высокого обрыва и его реки, увидел я отворенные врата, у которых сидел безумного вида муж огромного вида со страшным лицом. Глаза его были сильно выпучены, и огромный пламень огненный исходил из его уст, а из ноздрей выпускал он смердящий дым. Изо рта его на целый локоть висел мерзкий язык. Сильно вытянув правую руку, сухую как ствол дерева, он хватал виновных во грехах людей и швырял в страшную пропасть, в которой отчаянно взывали осужденные на муки: "Увы! Горе нам!" Когда же мы приблизились к этому мрачному и чудовищному мужу, он громко воскликнул, глядя на меня: "О! Вот мой любимец!" И, как только протянул ко мне огромную свою руку, чтобы схватить меня, грешного, я в ужасе сжался и попытался спрятаться. Но совершенно внезапно, словно посланные кем, явились два священнолепных и седых мужа, в которых я узнал славных священных апостолов Андрея и Иоанна, как пишут их на святых иконах. И, как только этот злодей их увидел, тут же, обернувшись, скрылся. И, так доблестно меня приняв, оба старца прошли в малые те врата. Пройдя внутрь, вышли мы на некое прекрасное, залитое светом место, где стало радостно и хорошо. Пройдя немного, обрели некоторое место, неописуемую красоту, доброту и благодать которого словами передать совершенно невозможно! Посреди же того места сидят некоторый почтенный старец и вокруг него огромное множество детей, которых больше песка морского. Тогда, осмелев немного, я спросил молча меня ведущих: "Кто есть сей старец и кто эти бесчисленные вокруг него дети?" Они ответили мне: "Сей есть праведный Авраам и лоно авраамово", - и повелели поклониться ему. Я сразу же усердно поклонился и поцеловал Авраама. И мы пошли дальше. Когда же мы миновали это чудесное и злачное место, увидели великую гору: на ней дубрава и древес больше звезд небесных, и на каждом дереве сень стоит, и под каждой сенью расположен одр, и на каждом одре возлежит человек, из них же многих узнал: и воспитавшихся в доме царском, и многих горожан, некоторых селян. Узнал некоторых из нашей святой обители. Все, кого я узнавал, были давно умершими. И только помыслил я спросить, что это за дивный сад, как старцы опередили меня, говоря: "Что мыслишь, говоря "что за прекрасный сад и что всё то, что в нем?" То, что ты слышал: "Многие обители у Тебя, Спаситель наш, и по достоянию всем разделяемы они в меру добродетелей". И, минувши тот сад, увидели град неописуемой красоты, его же красота и доброе, складное устроение невозможно описать. Стены города того опоясаны двенадцатью разными лентами по количеству разных сияющих драгоценных камней. А в стенах устроены разные врата, золотые и серебряные. За вратами внутри дома златые, и златые устроены седалища, а у них златые подножия, и златые к ним восходят ступени. И тот чудесный град весь исполнен света неизглаголанного и наполнен благоухания и благодати. Обойдя весь град тот, и ни человека, ни скота, ни птицы, ни иного чего ни по земле, ни по воздуху движущееся не увидели. А на краю града дивные строения царские увидели устроенные. В царском же дворе чертог протяженностью с каменное вержение. От края же чертога даже и до края его простерта трапеза из разных мраморных каменьев, возвышающаяся над землей, и наполнена многими возлежавшими там. Неизреченным же светом, и благоуханием, и благодатью был наполнен весь тот дом. В конце же чертога была небольшая чаша, сиявшая сильнее солнца и стоявшая на той же трапезе. У нее же были два служителя световидных, наполненные радостью лица которых блистали сильнее молнии. Они сказали бывшим со мною старцам: "Пусть он сядет за трапезу", - и, говоря, указали мне место, а старцы подвели меня туда и посадили, сами же сели на отдельное место. И, пока служители долгое время задерживались на трапезе, я рассмотрел присутствующих. Я узнал многих из возлежавших за трапезой и из обители нашей святой, и мирян. Спустя продолжительное время служители вернулись и, обратившись к святым старцам, сказали: "Возвратите его, потому что много жалеют о нем и о его к Богу отшествии, и царь утешается, зная, что он монашествует. Итак, того тем же путем возвратите и возьмите вместо него Афанасия из Траянова монастыря". Тут же подхватили меня старцы и вывели из чертога и града чудесного тем же путем. И, когда шли, увидели озера, наполненные муками ужасными: одно мрачное, одно огненное, иное наполненное смердящей мглы, а другое отвратительных червей. И одна за одной мука, и мучений наполненная река, и общего человеческого множества без числа исполнена, и унылого плача и горького всем рыдания. Все же озера миновав, снова в неком месте того старца увидели, которого назвали Авраамом. Я снова, подойдя, поцеловал его. Праведный Авраам подал мне златую чашу, полную сладчайшего паче меда вина, и три хлеба. Один хлеб, смочив, я съел и всё то чудесное вино испил. Другие же два хлеба положил за пазуху - их-то я вчера и просил у вас. Так потихоньку и дошли мы в то место, где сидел страшный злосмрадный муж. Увидев меня, он люто заскрежетал зубами и с яростью и гневом произнес: "Сейчас ты ускользнул от меня, но теперь я глаз не сомкну, восставая против тебя и твоего монастыря!" 

Вот, братья мои, всё, что узнал и видел, исповедал вам, ничего не забыв".

После этой беседы послан был некто в Траянов монастырь и, когда пришел туда, обрел монаха Афанасия умершим. Как раз в тот момент его тело на одре выносили из келии, и спросил он несших усопшего: "Когда почил?". И услышал ответ: "Во вчерашний день к девятому часу", - в тот же час, когда игумен видел чудесное видение. А монастыри эти находились недалеко друг от друга; так же, как и по сей день, стоят рядом и одним наставником духовным руководствуются.

После видения того игумен пробыл еще тридцать долгих лет, в Боге добре жительствуя, управляя и окормляя оба монастыря, живя со своим братством. И так скончал свои дни во славу Божию.


Насельник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры иеромонах Гурий (Гусев)

Фотоснимки рукописного подлинника из личного архива автора (публикуются впервые)



11 февраля 2019

< Назад | Возврат к списку | Вперёд >

Интересные факты

«Дело бывших монахов Троице-Сергиевой Лавры»
«Дело бывших монахов Троице-Сергиевой Лавры»
17 февраля 1938 года — особенный день в истории Троице-Сергиевой Лавры и Радонежской земли. В этот день были расстреляны несколько человек лаврской братии, а также духовенства, монахинь и мирян Сергиево-Посадского благочиния.
Подписание Екатериной II указа об учреждении Сергиевского посада
Подписание Екатериной II указа об учреждении Сергиевского посада
22 марта (2 апреля н. ст.) 1782 года императрица Екатерина II подписала указ, одним из пунктов которого повелевалось учредить из сел и слобод близ Троице-Сергиевой Лавры лежащих, «посад под имянем Сергиевской и в нем ратушу...».
Учреждение братского кладбища Троицкой обители
Учреждение братского кладбища Троицкой обители
23 марта 1861 года митрополит Московский и священноархимандрит Троице-Сергиевой Лавры Филарет (Дроздов) благословил учреждение на восточной окраине Посада «киновии усопшей братии Лавры» или, другими словами, братского кладбища Троицкой обители...
Исцеление крестьянки И. В. Фомичевой у мощей преподобного Сергия
Исцеление крестьянки И. В. Фомичевой у мощей преподобного Сергия
20 марта 1909 г. крестьянка Тверской губернии Ирина Васильевна Фомичева, 25 лет, получила исцеление ног у мощей преподобного Сергия.
Крестный ход вокруг Сергиева Посада
Крестный ход вокруг Сергиева Посада
В праздник Покрова Божией Матери в 1812 году по благословению митр. Платона (Левшина) наместник Троице-Сергиевой лавры совершил крестный ход вокруг Сергиева Посада для избавления города и обители от французов.