В неделю четвертую великаго поста

СЛОВО

В НЕДЕЛЮ ЧЕТВЕРТУЮ ВЕЛИКАГО ПОСТА.

Когда Иудейский народ столько развратен был, что в одно и тоже время оказывал знаки и набожности и злости, и покорения и гонения: когда во одно время признавал Спасителя посланным с небес; в другое искал Его убить: в одно время почитал Его Врачем, и приносил к нему своих больных для исцеления; в другое сию чудотворения силу приписывал духу неприязненному: когда одну руку к нему простирал требуя помощи: другою его, так сказать, заушал: в одно время казался веровать в него; в другое являл знаки неверия и ожесточения: все сие видев великий посланник Божий, сколь в прочем ни великодушен был, не мог не отрыгнуть противу их сего поразительнаго выговора: О роде неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе терплю вы?¹ Сии непостоянныя души и злостнаго сердца свойства все мое терпение истощавают. Сей переменчивый на всякой день и час нрав есть доказательством, что никаковаго вы к принятию добра не имеете в себе расположения. Вы ни теплы ни хладны: достойны изблевания. Будите или то или другое: когда желаете быть прямо добрыми; идите открытым путем твердости и честности. Когда же к злу расположены, не прикрывайте сие лицемерием. О роде неверный и развращенный! доколе буду с вами, доколе терплю вы?

Боюсь я, чтоб строгий выговор сей не заслужили и христиане нынешняго времени. И Иудеи почитались верными; но названы родом неверным. Почитались народом избранным; но найдены родом развратным. Боюсь я, чтоб тоже не заслужили христиане и нынешняго времени. Ибо с одной стороны воздвиженные везде священные храмы доказывают наше благочестие: с другой малое к закону уважение, или поставление онаго в одних наружностях, делают нас похожими на неверующих. С одной стороны хранимые праздники, посты и обряды уверяют о нашем православии: с другой дела, закону и честности противныя, уверение то опровергают. С одной стороны во время скорбей и напастей, что прибегаем к Богу и воздыхаем, оказываем себя быть богопочитателями: с другой, когда прейдет напасть, забываем Бога, как бы ничего никогда не было, или быть не может. Естьли все сие разсудить, мало назвать нас младенцами, ветром колеблемыми, ничего твердаго и постояннаго не имеющими; мало назвать нас таковыми: едва ли не заслуживаем названы быть родом неверным и развращенным. Многих слышим мы с воздыханием глаголющих: нравы испортились: вера в непочтении: правосудия мало: роскошь усилилась: супружеская верность погибла. Так постараемсяж себя и других исправлять, и показать свою ревность не на слове одном, но на самом деле.

Нравы испортились: как же им и быть не таковым, когда вера в столь малом уважении? Иные дерзостно оную презирают, священнейшие догматы почитают вымыслами, или развратныя мнения ко оной примешивают. Иные суеверствами оную посрамляют, уважая вещи наружныя и сами чрез себя не действительныя, обходя внутренния и существенныя. Гдеж средина благочестия, котораяб удалена была и от дерзскаго неверия, и от глупаго суеверия, которая должна быть основана на истинне слова Божия, и на просвещенном понятии; а не на самомнительном разсуждении, и на толковании невежествующих людей? Когда же сие нравов основание есть столь слабо, то как быть могут нравы добрые? Безверие своевольствует, и все страсти и безместности почитаем дозволительными, как будто с натурою сходными: суеверие одни наблюдая наружности, внутренности не понимает, или о ней не радит: и потому тем опаснее падает, чем меньше себя остерегает; и падши не востает. Ибо почитает за довольное, всякое преступление очистить одним наружных обрядов наблюдением. Нравы испортились: как же им и быть не таковым? Когда служители церкве, сии священнаго веры залога блюстители, не только не в уважении, но едвали не в пренебрежении и презрении. Может быть у некоторых едвали есть человек униженнее, как совершитель Божественных таин. Презренный смехотворец развратнаго зрелища большаго от некоторых удостоивается почтения.

Сие не к тому говорится, акиб с стороны нашей сие происходило или от досады, или от мщения, или от предприимчиваго о себе мнения. Никак: Бог свидетель! служители Евангелия давно с Павлом определены быть отребиями мира и в уничижении поставлять славу свою. Но дал бы Бог, чтоб сие оканчивалось на одном нещастии и терпении пастырей! дал бы Бог, чтоб только на сем оканчивалось! Надобно опасаться, чтоб сие общей в нравах развратности не было или плодом или причиною. Когда презрен держащий в руках священный веры залог: не простирается ли сие и до самого залога? Не простирается ли сие и до самого того, который сей великий залог им поручил? Ибо кажется не возможно, чтоб сей драгоценный залог был паче всего любим и уважаем, а презрен бы был тот, коему он поверен.

Естьли же сие происходит от неуважения к самому закону, то как нравам быть добрым? Когда ученик презирает своего учителя, можно ли ожидать успеху, и не заключается ли по справедливости, что таковой ученик и к самой науке усердия не имеет? Но я, де, и без таковых учителей знаю Бога и честность. Дал бы Бог, чтоб сие было не сомнительно! ибо тем любезнее бы тебе были те, коих звание состоит в том, чтоб обучать знанию Бога и честности. Но многие, де, из них непросвещенны и в жизни неисправны. Но кто ты еси судяй чуждему рабу?² Ты паче по возможности твоей споспеши к лучшему их благосостоянию, и твоею к ним любовию подкрепи их упадающий дух. Отдай им должное, когда не по заслугам их, то по священному сана их знамению. В прочем всяк своему Господеви стоит или падает. Не изключен и ты из общей слабости. Повергая на другаго камень, осмотрись, и сам не имаши ли греха?

Нравы испортились: да и как им не быть таковым, когда пренебрежено воспитание? Между простыми мало о том есть и помышления. Дни младых лет препровождают дети в праздности и резвости: когда же возрастут, принимаются за промысл: какой? Чтоб снискивать пропитание чреву. А где наука нравов? Где обучение честности? Где то училище, в коем были бы наставлены, как преплыть сие великое море, и уметь управить свой корабль без опасения от бури и волнения многочисленных искушений? О сем, хотя и необходимо нужном, но зело малое есть попечение. Иные же, хотя то и не пренебрегать кажутся, но поставляют оное в одних наружностях, более до устройства тела и временнаго щастия, нежели до благосостояния души и спасения вечнаго надлежащих. Младые дети, безценное родителей сокровище, поверяются пришельцам, веры и честности неизвестныя людям, которые преходят моря и земли, да приобрящут малейшее пропитание, котораго видимо в своем отечестве сыскать не могли. Как же быть добрым нравам? Что в младости будет вселено, то останется навсегда. После того приходят таковые к сему священному училищу: но труд уже бывает тщетен. Углубившийся безплодный корень с трудностию может исторгнут быть.

Нравы испортились: да и как им не быть таковым, когда правосудие, воздающее всякому свое, ослаблено? Корысть и деньги превозмогают: и беззаконное лицеприятие преобращает порядок. Есть ли сильный одно показывает мановение, держащий в руках правды весы уже трясется, дабы как не зделать ему чего неугоднаго. И так нередко неповинный страждет, а достойный осуждения оправдается. По нещастию же, чем кто развратнее, тем более находит за себя ходатаев. Которые же и ревнуют по правосудии, и те ослабевают, не видя ободрения и награждения: а напротив усматривая, что другой нарушая без устыдения правду, но умножив корысть, чрез то себе и чести, и награждения и заступников более, нежели надобно, находит. Как же могут быть нравы добрые, когда таковое есть добродетели с пороком смешение?

Нравы испортились: да и как им не быть таковым, когда премногие везде стречаются примеры развращения? Роскошь своевольствует: безчиние нравов есть не ограниченно; да еще и в тех, коиб должны подавать другим добродетели пример. Меньшие от больших перенимают: да и перенимать иногда противу воли своей должны: ибо могут себя подвергнуть презрению и осмеянию. Сильная разливается река, стремлением коея все восхищается. Како убо быть добрым нравам, когда добродетель столь презренна; а чрез то и самые добрые люди искушаются, чтоб ей не столь высокую ставить цену?

Все сие разсудив, и вообразив, что будтоб и ныне здесь Спаситель предстал: не возопиет ли к таковым Он гневным гласом. О роде неверный и развращенный! доколе буду с вами, доколе терплю вы?

Но как во Иудеи, между множеством развратных, были верою и честностию отличные: так и слово мое не всех оплакивает. Суть истинные Израильтяне, тлением века не зараженные: суть таковые, для коих благочестия и добродетели, терпит Господь и других ожидая покаяния и исправления.

И потому обще все мы должны молить Господа Вседержителя, да подаст нам силу и крепость творити волю Его. Да всадит в сердце наше страх свой святый, и да научит нас боятися судеб Его, яко никому же хощет Он погибнути, но всем спастися, и в разум истинны приити. Аминь.

Сказывано в Москве, в Чудове монастыре, Марта 29 дня, 1780 года.