В день святителя Алексия Митрополита

СЛОВО

В ДЕНЬ СВЯТИТЕЛЯ АЛЕКСИЯ МИТРОПОЛИТА.

Должно постыдиться мудрование плоти, которое на одно смерти воспоминание приходит в страх, как будто с жизнию сею оканчивается все. Никак! не оканчивается. Празднуемая нами память Святителя Божия иное доказывает, и горним мысль нашу осиявает просвещением. Преставился он от земли: преставился, но не уничтожился. Преставился: ибо в лучшее и блаженнейшее преселился состояние. Не видим мы его с нами ходяща и беседующа; но Святейший Дух его с нами присутствует. Мы и ныне не иначе его можем себе представлять, как бы наслаждалися видимым его с нами сопребыванием. Ибо когда он был еще и в жизни сей: не по тому единственно почитали его живущим, что видели его движущася и одушевленна дыханием: сие еще не есть свойство прямо человеческое, а общее всем животным: но что видели его сопровождаема делами человеку свойственными: видели его благочестива, добродетельна, благодетельна и милостива.

Но исчезли ли с смертию сии его дела? Гроб скрыл ли славу его добродетелей? Никак! Когда река втекает в Окиан; не уничтожается она, но только соединяется с бездною воднаго естества. Подобно и праведная душа по смерти соединяется со Источником всех благ, и дела ея открываются светлейшими: ибо ближе становятся к Солнцу правды. И по тому добродетели праведнаго преставльшагося не меньше, естьли не больше, действуют в нас и благодетельствуют нам, как бы он еще и на земле пребывал: следовательно и должны себя уверить, что жизнь его смертию не пресекается, но продолжается, и только сия для него случилась перемена, что он с низкой жизни степени возвысился на вышший. О блажен! вопиет слово Божие, тот, за коим дела его в след его ходят.

А как сия праведная и милостивая судьба и всем нам предлежит, то и есть долг и христианский и человеческий, узнать и всегда помнить тайну безсмертия нашего.

Хотя обще все мы всегда говорим, что каждому человеку предлежит непременно умереть: но естьли разсудить на основании истиннаго просвещения и христианския богословии: то можем без опасения утвердить, что едва ли умирает человек, особливо же добродетельный.

Тело, которое мы носим, подлинно есть тленно; а потому и смертно: но оное и естественная и христианская философия почитает только одеждою, которою облечен человек; почитает храминою, в которой обитает существо по образу Божию созданное, прямо человека составляющее. Почему, когда раздирается одежда; тот, кто ею облечен был, остается в своей целости: когда разрушается храмина; дому владыка печалится о ея разрушении, но с нею вкупе не может последовать и его падение. Видим мы тело во гробе лежащее, и потому почитаем оное умершим, что видим его без движения и без действия: но когда оно имело и движение и действие; сие не от тела происходило, но от души. Так по какому же справедливому разсуждению, тогда, когда увидим тело умершим, будем мы заключать, чтоб и то умирало, которое телу подавало движение и действие? Естьлиб все дела, которыя в жизни сей производит человек, зависели от одного тела: то можноб было заключить, что, умершу телу, весь человеческий состав разрушается, и становится человек, как бы его не было. Но кто сие дерзнет утвердить?

Так может и должен о смерти разсуждать человек, когда он следует руководству твердаго разума. Но вера Евангельская, не опровергая сие разсуждение, возводит оное на вышший степень. Она не довольна тем, чтоб душе нашей остаться только безсмертною: она желает и располагает, чтоб ей по смерти тела быть в блаженнейшем состоянии. Но она притом утверждает, что и для души есть своя смерть, а сию смерть поставляет в том, когда она судом праведнаго Бога за свои злодеяния осуждается, и определяется быть в таком состоянии, где ей стесненной ужаснейшею горестию остается только чувствовать свою нещастливейшую судьбу, а прочия все действия ея заключаются. Вот о том и свидетельство воплощенныя Истинны: Грядет час и ныне есть, егда мертвии услышат глас Сына Божия, и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая, в воскрешение суда.¹ О подлинно смерть, да и смерть ужаснейшая! смерть: ибо хотя душа в сем случае и не теряет бытия своего: но когда она произволением своим располагать уже не может; когда все ея силы пребывают без действия; а только ей остается чувствовать всю горесть своего состояния: то как ее прямо можно почесть живущею? Да и смерть ужаснейшая: ибо смерть, котораяб состояла во всеконечном уничтожении, лишилаб нас подлинно наслаждения блаженнаго состояния; но притом оставилаб нас и без чувствия всякой горести: а таковая смерть сохраняет бытие, но с чувствием ужаснейшаго страдания; следовательно она безконечно тягостнее самаго небытия. Лучшеб было, аще не бы родился человек тот.²

В сравнении сея смерти, сколь вожделенна должна быть оная души жизнь, которая не состоит в одном только том, что она живет, действует, и чувствует; но состоит в расположении своих действий точно по закону разума и воли Божия, в сладчайшем совести спокойствии, без всякаго смущения страстей, в чистейшем наслаждении удовольствия неизглаголаннаго. Сия есть истинная души жизнь: и оную жить начинает человек, по разрешении его тленнаго состава.

Всяк имеет право достигать сего блаженства: но не всяк сие преимущество употребляет в пользу свою. Блажен, говорит слово Божие, тот, за коим дела его в след его ходят. Жизнь оную блаженную должны мы начать здесь. Добродетель должна приготовить обиталище, гдеб могла вместиться благодать райских утех. Не может, по закону правды Божия, так внезапная случиться перемена, чтоб душа, которая была чрез всю жизнь жилищем страстей, без всякаго раскаяния, вдруг стала быть вместилищем славы Божия. Между тьмою грехов и светом небесным есть разстояние безконечное.

А потому всякой христианин какое должен иметь рачение, чтоб жизнь препровождать во благочестии и непорочности, естьли желает, чтоб жизнь сия временная переменилась на жизнь вечную, блаженную!

В сем подвиге нашем и действительный предлежит нам пример. Празднуемый нами Святитель истинну сию не только ясно понимал: но и утверждал своими делами, и других к тому руководствовал. Почему и смерть его не может от нас почитаться смертию, но только преставлением. Да мы и всегдашними тому свидетелями. Ибо естьлиб смертию своею ничего лучшаго он не приобрел: тоб мы оную воспоминали с плачем и рыданием. Но напротив оную со всею церковию празднуем в радости духовной и в псалмопениях торжественных. Подражайте сему примеру: ибо с тем намерением церковь Божия и уставила таковыя празднования. Но видя ваше благочестие, сладким уверением утешаю себя, что вы по стопам его шествовать охотно поспешаете. Вера ваша есть надежным для меня поручительством. Довольно вы оную свидетельствуете усердным слушанием слова Божия мною недостойным проповедуемаго.

Ты же, Святителю Божий! приими паству твою в святыя свои объятия, и многомощным ходатайством своим сотвори, да и пастырь и пасомые Вышнему Пастыреначальнику предстанем во уповании жизни вечныя. Аминь.

Сказывано в Москве в Чудове монастыре, Маия 20 дня 1779 года.