На день святаго Иоанна Златоустаго

СЛОВО

НА ДЕНЬ СВЯТАГО ИОАННА ЗЛАТОУСТАГО.

Ежели какой малейший имеем мы слова дар, кому пристойнее оный в жертву принесем, естьли не тому, который трудился во оном с подобающею истинному пастырю ревностию? Да и кого более одолжен похвалами превозносить всякий добродетельный человек, ежели не того, который за правду гоним был от злых людей? ибо святый Златоуст, со всею своею ревностию, со всеми своими безчисленными для церкви Божией подъятыми трудами, со всею святостию жития своего, подвиг свой скончал во изгнании. Но почто ему быть там? Почто горящий светильник скрывать под спудом? Во изгнании по всем законам и Божеским и человеческим должны быть злодеи, человекоугодники, ласкатели, о своем звании нерадящии: а человек правды любитель, правду хранящий, и оную всем свободно проповедующий заслуживает хранимь быть, яко безценное сокровище. Но известна превратность мира. Первый сшедый с небес истинны проповедник таковым образом от мира принят был, да и всем последователям своим то же предсказал: Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы: но якоже несте от мира, но аз избрах вы, сего ради ненавидит вас мир.¹

Но да не радуется злоба, акибы она совершенное получает торжество, осуждая праведника: ибо тем с большею славою имя его предается безсмертию. Не может она хвалиться, что заключила его в заточение. Не место человека, а человек место украшает. Господня земля и исполнение ея.² Место изгнания становится раем, когда в нем райский цвет процветает. Не может хвалиться, что довела его до смерти. Сия судьба общая всем. Умер бы Златоуст и без того: но не столь славно, как ныне. Мы тем более его почитаем и любим, что он за правду до смерти стоял, да и живот свой за оную положил. А чтоб злые люди любили добрых, сие не возможно: что докажем следующим словом.

Всяк любит подобное себе. Сходство нравов делает дружбу. А как и мысли, и нравы, и склонности злаго человека совсем иныя, нежели какими украшен добрый, то по тому злый всегдашнее имеет отвращение от добраго, и терпеть его не может. Кое бо причастие правде к беззаконию? или кое сообщение свету ко тьме? кое же согласие Христови с велиаром?³

Но как же, скажет кто, добрый любит злаго? любит подлинно злаго, но не злость его. Добрый любит злаго: понеже есть добрый: добрый любит злаго: понеже искренно желает ему добрым быть. Но и злой взаимно желает, чтоб добрый ему подобен был. Все хитрости употребляет, дабы на пути добродетели положить ему претыкание. Лестными советами искушает непорочную его душу, худыми примерами соблажняет его совесть, и клеветами колеблет его добросердечие.

Таковым образом злой всемерно тщится вовлечь добродетельнаго в свой развратности путь. Но иногда и боится. Кого? совести своей; ибо она и в развратном иногда не столь слепа, чтоб не видела добродетели другаго. И по тому больше завидует, нежели в мысли презреть его дерзает. Сии поношения, которыя злый изрыгает на праведника, не столь происходят от того, акиб не признавал он преимущества добродетели, но от зависти, которая не весть предпочитати полезнаго. Но почто завидует? Для того, что сам того не имеет: не имеет же. Понеже имети не хощет: может быть и хочет: но так, чтоб вместе и страстей своих не оставить, акибы одно с другим было совместно.

Да пусть бы завидовал, и тем самому себе справедливое причинял бы мучение, но далее бы к гонению праведнаго не стремился. Но нет! когда видит, что завистию добродетельный не колеблется, и пребывает тверд, приходит в ярость и остервенение, чтоб всеми образы его истребить. Приседит в ловительстве, в тайных, еже убити неповиннаго. Ловит в тайне, яко лев во ограде своей.⁴ Се грешницы налякоша лук, уготоваша стрелы в туле, состреляти во мраце правыя сердцем.⁵ Старается доброе его имя помрачить клеветами, акибы благочестие в нем притворное, акибы честность состоит только в наружности; что он неумерен во обличениях, что он излишно строг, и не снизходителен; что он упрям и неудобопреклонен ни на какую сторону. Но почто сие говорит он и делает? Для того, что один взор на праведнаго есть всегдашнее для него обличение. Пронзает его до внутренности, что видит поступки его с своими быть несходственными. Злой всегда на языке своем носит ложь и лесть: а добродетельный истинною освящает уста свои. Тот разоряет, а сей благодетельствует: тот лихоимствует: а сей и из своего других снабжает. Тот в роскоше и распустности, а сей в трезвости и целомудрии: тот в лености и гулянии, сей в трудах и богомыслии: тот пред вышшими подл, пред нижними горд: сей пред всеми равномерен и равнодушен. Сие все смущает и волнением наполняет его непреподобную душу: а паче когда еще усматривает, что честные люди воздают добродетельному человеку справедливую честь и похвалу, а его презирают и уничтожают. И потому он всемерно старается с рук своих сбыть ненавистный для себя предмет.

Какое превращение! Бог для того и определил в мире сем быть праведным вместе с грешными, дабы добрым их примером злые исправлялися, и благоухание добродетели заглушало бы зловоние порока. Однако самое сие спасительное средство во вред они себе обращают.

Но вскую шатаются языцы, и людие поучаются тщетным.⁶ Они чрез таковую поступку против своего намерения и желания праведнаго славу делают светлейшею. Клевета не редко бывает наилучшим случаем ко открытию чести добродетели. Как? понеже не возможно, чтоб чрез течение времени каковым либо образом ложь и неправда не обнаружила себя: когда же обнажится, тогда посрамится она: а гонимая истинна прославится. Да и честные люди, коих клевета на время от добродетельнаго отвращала, узнав злость клеветы и его неповинность, тем более возбудятся к сожалению о нем, что он неповинно страдал, и тем более возлюбят его. А естьлиб по неисповедимым судьбам Божиим злоба и до конца праведнаго отяготила, тогда сам правосудный Бог берет на себя неповинности защищение. И возгреме с небесе Господь, и Вышний даде глас свой.⁷ Возрадуется праведник, егда увидит отмщение: руце свои умыет в крови грешника. И речет: убо есть плод праведнику: яко есть Бог судяй на земли.⁸

Сие разсуждение наше утвердит примером своим святый Златоуст. Он был от природы и от благодати добросердечен, ревностен и правдив. Ничто его так не воспламеняло, как, чтоб всегда истинну во устах своих носить, и оную всем без обиновения возвещать. Ибо сокровище премудрости духовныя в душе его обитало, и особливым талантом слова одарил его Дух Святый. Почему и не мог терпеть каковаго либо развращения, чтоб онаго не обличать. Сие многих оскорбляло развратных. Но думаю, он наперед предвидел сие. Чувствовал всегда в себе жар священныя ревности, знал же и злых людей ожесточение: почему и не надеялся, чтоб мог угодить всем: да и в поучениях своих часто говорил, что всем равно угодить, и добрым и злым, есть свойство человека лукаваго и хитраго. Предвидя сие, думаю, не хотел он прежде священства, а потом и паче перваго града святительства принять, и всемерно того убегал, но силою восхищен был.

Что предусматривал святый Иоанн, то и случилось. Многие возлюбили его, всюду бегали за ним: от златых уст его всегда висели: но напротив некоторым и не понравился. Но виноват ли он? Сего долг пастырский от него требовал: да и когда силою его на престол восхищали, то тем самим доказывали, что угодны им обличительныя его поучения. Ибо не могли не знать языка его свободности.

Но был, де, он горяч, и строгими и всенародными обличениями своими мог другим несносным казаться. Но он говорил от лица Божия: так хотели ли бы таковые, чтоб сам Бог устами проповедников своих им ласкательствовал, или бы поступал с ними с изнеженною вежливостию? Живо слово Божие и действительно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра.⁹ Но положим, что он с большим жаром говорил, нежели мерность духовнаго пастыря дозволяла бы. Да не сие должно бы разсуждать, с каким жаром он говорил. Был в нем жар: ибо устне его были воспламененны горящим углем, взятым от жертвенника рукою херувимскою:¹⁰ Не сие должно бы разсуждать: но правду ли говорил? Он сам признает, что поучения его были обличительны: были пластырем едким, но исцеляющим. Лекарь не разсуждает, чтоб острым ножем рану резать, толькоб ее уврачевать. Златоуст говоря о знаменитом Евтропии, за гордость в нещастие впадшем, признает, что естьлиб он обличительных его советов послушал, то бы в нещастие не впал. А напротив слушаясь ласкателей речей, пал с высоты своей. Обличителен же он был не ко всяким грешникам; но которые по многих увещаниях оставались нераскаянными, и с упорством истинне противились: а напротив ко грешникам от слабости погрешившим, паче же раскаевающимся был он снисходителен и сердоболен.

Но что мне его оправдовать? Довольно вся под небесем сущая христианская церковь его оправдала, когда имя его любезным почитает, и память его святую с духовным торжеством празднует. Остается нам только ему подражать: пастырям в прилежном и свободном истинны проповедании, всем христианам в целомудрии, в воздержании и в благодушном слова Божия послушании и принятии.

Ты же Боже! Органом языка Златоустаго усладивый церковь твою, сотвори, да святейший слова твоего источник всегда услаждает и насыщает души алчущия правды. Аминь.

Сказывано в Москве в Златоустове монастыре, Ноября 13 дня 1779 года.