В день Казанския Богородицы

СЛОВО

В ДЕНЬ КАЗАНСКИЯ БОГОРОДИЦЫ.

День сей на память приводит нам бывшия во отечестве нашем величайшия нещастия, и потом милостивое Божие от оных избавление. Во всегдашней памяти и то и другое содержать нам должно. Кроме того, что, как говорится, приятно прешедших бедствий воспоминание: но притом есть и полезно; ибо оно содержит нас во осторожности, чтоб паки не впасть в те же бедствия. Кто страдал жестокою болезнию, опасается уже тех причин, от коих она приключилась. Ежели чужия, как говорят, кольми-паче свои бедствия человека делают осторожным. Но и то забвению предавать не надлежит, каковым образом мы от того избавились. И как всесильная мир управляющая рука есть первое спасительное средство нас от всех бед избавляющее: то по тому Божия при таковых случаях оказанныя благодеяния всегда в мысли и в сердце содержать мы обязаны, не только для того, чтоб нам быть благодарными, и таковою благодарностию заслужить явленныя милости продолжение, но и чтоб в противном случае неблагодарностию не лишиться оныя, и не навлечь на себя тягости гнева его.

Почему в сей день празднуя торжественно Божие над отечеством нашим бывшее покровительство, торжественно же и свою пред ним и пред всем родом человеческим открываем благодарность. Ты же Боже! приими оную, и милость Твою продолжи ведущим Тя. Когда корабль благосостояния нашего сокрушался, Ты дав нам почувствовать, сколь мы бедны, быв оставлены от Тебя, паки на плачевный вопль наш предстал, простер руку, и из глубины потопления ввел нас в пристанище. Буди нам всегда кормчим, как в нещастии, так и в щастии нашем. И в щастии, говорю: ибо весьма не редко случается, что в щастии мы разслабеваем, а нещастием поправляемся. И как сия мысль сама чрез себя есть и важна и полезна, то составим из нея и настоящее разсуждение наше.

Никто нещастливым быть не хочет: а напротив всемерно всяк старается снискать и приумножить щастие свое. Но когда совсем тем Бог управляя миром и всеми в нем приключениями, посещает нас иногда и нещастиями, то из сего должно заключить, что и самое нещастие служит к пользе нашей. Ибо без того премудрый и преблагий тварей Отец не попустил бы чему нибудь такому быть, чтоб в себе кроме одного вреда не заключало. Благоразумный хозяин содержит в доме своем порядок, и все располагает к благоустройству его: кольми-паче тот, который есть свят, и всегда бодрствует в сем, его рукою управляемом мире, яко в благолепнейшем зрелище славы его, ничему противу порядка и пользы быть не попустит.

А когда противные приключающиеся нам случаи почитаем мы нещастиями, и то для того, что сокровенной в том пользы, по своему или естественному в понятии недостатку, или по малому в союз вещей вниманию, не усматриваем: и часто жалуемся в самое то время, когда Врач небесный подает нам чашу горести, в испитии которыя заключается спасительное врачевство. А потому, как таковая горесть, прямо горестью почитаться не может, поелику в ней содержится сладость исцеления: так и приключающияся нещастия прямо нещастием почитаться не могут, когда мы чрез то руководствуемся к лучшему.

Но знать надобно, что мы здесь чрез нещастия разумеем наружные бедственные случаи, при целости честности нравов и незазорной совести: но когда непорочность нравов потеряна, и совесть пороками отягощена, таковое человеческое состояние прямо есть нещастливое, и не есть действие Божия благоволения, но нашего произволения развратнаго. Почему и не принадлежит оно до настоящаго разсуждения нашего. Мы говорим о наружных бедствиях и напастях, кои не редко в нашу обращаются пользу: что лучше усмотрим, естьли между собою сравним щастливое и нещастливое состояние в помянутом нами смысле.

В щастии человек бывает радостен и весел. Таковое положение есть желательно, да и естественно. Ибо человек создан на радость, а не на печаль. Веселится Господь о делех своих.¹ Но сие самое состояние не редко бывает опасно: в нем часто человек теряет пристойную осторожность, и в безопасности таковой не чувствительно восхищает его страсть. В радости мысли свободны, склонности вольны, кровь в жарком кипении: а потому удобно может он или мыслями погрешить, или склонности превратить, или страсть жар крови восхитить, и устремить к худому. Плаватель наслаждаясь тихою погодою, может удобно отдаться сну и безпечности: а чрез то позабудет предусмотреть наступающую бурю, или крыющийся камень, и ввергнет корабль свой во опасность потопления.

Но в нещастии человек отвсюду стеснен: а сие делает, что мысли в нем осторожны, склонности связаны, страсти молчат, кровь медлительным течением протекает: а чрез то меньше есть случая, или страсти свирепствовать, или мыслям свободно летать, или склонностям своевольствовать. Пирование Иродово было действием его щастливаго, по мнению мирскому, положения: но чем оно кончилось? пролиянием источника крове святейшия. Едва ли бы сие случиться могло, естьлиб беззаконный пирователь мнимым щастливаго состояния веселием упоен не был.

В щастии бывает человек на всякое дело скор. Ибо радость разширяя его сердце, и приводя кровь в вольное течение, делает стремительным, и воображая он, что все идет по его желанию, льстит себя во всем предприемлемом иметь успех: а чрез то не взяв надлежащей осторожности ошибается, и прежнее свое не редко теряет щастие. И для того-то разумные люди велят, благополучно плавая, памятовать непогоду.

Но в нещастии человек поступает с большим разсмотрением, и разсуждая свои бывшия неудачи, и от того худыя следствия на всяком, так сказать, шагу остановляется, и прилежно разсматривает предприемлемый путь, а по тому меньше с него заблуждает, и благополучно проходит оный.

В щастии человек искушается гордостию, начинает излишно мечтати о себе, презирать других, и дерзновенно превращать, что ни есть свято и праведно. Щастием упоенная мысль разслабляет его, и прежде всякому слову дозволяет вылетать из уст, нежели оно довольно будет разжевано. Дерзновенным языком не только терзает честь ближняго, но иногда хула его достигает и до небес. А чрез сие не только возбуждает противу себя полк обиженных и оскорбленных людей, но раздражает и самое долготерпение Божие.

Валтасар Вавилонский Царь, когда возмнил о себе, что он щастием побед, пространства владения, и богатства вознесен на высочайший верьх, возмечтал, что нет уже ничего во вселенной, чтоб могло его поколебать; и для того в час учрежденнаго пира, из котораго добродетель была изгнанна, а властвовала роскошь одна, приказал он для употребления пиянственнаго принести священные сосуды, в коих приносима была святейшая жертва Богу Израилеву. Содержай в руке своей судьбы царств и царей, не стерпел досады сея: ибо он гордым противится. И для того внезапу явившийся на стене перст подписал скорое его с престола низвержение и изключение из числа людей. Не думаю, чтоб таковая дерзость могла его обуять, естьлиб мнимое щастие его не ослепило.

Но нещастие смиряет человека: делает оно его снисходительным, ласковым, немощи других сносящим, и заставляет уста печатлеть благоразумным молчанием: а сие всех располагает к нему любовию, и открывает многия средства к возвышению его жребия, хотяб и нещастлив он был. Кто по земле ходит, тот упасть не умеет, или падение его бывает безопасное. Видим мы многих, кои в щастливом положении были необузданны и мудрованием и языком: но в нещастии смирили себя, пришли в раскаяние, и прибегли к Богу, о котором прежде или не помышляли, или и дерзновенным языком своим его касалися.

В щастии человек бывает поползновен к роскоши. Окружен отвсюду изобилием, не полагает пределов своим прихотям. Дух чрез то изнеживается, и приводит к праздности и лености: а сие к гулянию и мотовству: а чрез то к забвению Бога и добродетели. Александр, прозванный великим, был добродетелен, доколе еще был в некоторой боязни, чтоб как не поколебалось его щастие: но когда победами и успехами своих предприятий превознесся, отдался в роскошь, пиянство, и велел себя почитать богом, и тем помрачил славу своих благородных склонностей и побед. Да и слово Божие то же утверждает: седоша, говорит, людие ясти и пити, и восташа играти:² то есть, когда Израильтяне всяким изобилием до пресыщения были удовольствованы, тогда впали в роскошь: а в роскоши изобрели суетное мудрование: вылили тельца, и начали ему, яко Богу, покланяться. И для того о них же обличительно Пророк воспел: Израиль уты, утолсте, разшире:³ и забы Бога спасающаго его.

Но в нещастии человек от всего того безопасен: ибо стеснен нещастием не о роскошных забавах думает, но размышляет, чтоб благоразумным и осторожным поведением поправить жребий свой, так как пораненный единожды зверь остерегается ловчей руки. И для того Псаломник о Израильтянах написал: Егда убиваше их, тогда взыскаху его, и утренневаху к Богу.⁴ По признанию всех, в христианской истории упражняющихся, никогда христиан нравы не были столь благочестивы и добродетельны, как когда они были под игом гонения и утеснения.

В щастии человек бывает ни чем не доволен: имея богатство, ищет большаго: имея честь, добивается вышшей: а чрез то не только безпокоит и мучит себя, но и всякие к приобретению того способы почитает дозволительными: и по тому впадает в неправду и развращение.

Но в нещастии далее мысли свои простирать боится и из предел справедливости выступить не смеет. Ограничивает себя своим, да и из своего другим благодетельствует, дабы склонением к себе милости человеческой и Божеской облегчить бремя свое.

Из сравнения сего видим, что случающияся нещастия не столь страшными должны казаться нам, так как и щастия не столь завистными. А остается только опасаться того нещастия, в коем нет кроме нещастия, то есть, развратности нравов и зазорной совести. Сие есть прямое и великое нещастие. Ибо оно заслуживает гнев Божий и осуждение, естьли онаго не отвратим покаянием и исправлением. Сего токмо да боимся. Впрочем Бог нам прибежище и сила: помощник в скорбех обретших ны зело.⁵ Все таковыя нещастия суть волнующиеся ветры, которые чистят воздух, плодоносну творят землю, и ведро возвращают с большим нашим обрадованием. И для того при всяком видимом злоключении, снося оное великодушно с святым Златоустом да не забываем говорить: Слава Богу о всем. Аминь.

Сказывано в Москве, в Казанском соборе, Октября 22 дня 1779 года.