В неделю вторую по Пятдесятнице

CЛОВО

В НЕДЕЛЮ ВТОРУЮ ПО ПЯТДЕСЯТНИЦЕ

Нынешнее Евангелие возвещает нам о первом Христианския церкви начале. Первые во оную позваны Петр и Андрей; и по том вскоре Иаков и Иоанн. Были они простые рыбаки, и вдруг стали Апостолами. Были ловцами рыб, и вдруг стали ловцами человеков. Были люди непросвещенные, и вдруг стали проповедниками истинны Божественныя, и таинств высочайших. Были привязаны к земле, и вдруг стали гражданами небесными. Были грешники, и вдруг стали праведниками. Были чада гнева, и вдруг стали чада Божия. Чудная и единой деснице Божией свойственная перемена!

Но я более удивляюся, и ежели человеку дозволительно, желал бы испытать, для чего прежде всего премудрость Божия благоволила призвать простых рыбаков? Обошла она премудрых философов, учителей, наставников, людей благородных, сильных, знаменитых, и воззрела на людей от мира презираемых.

Как познание веры Христианския требует особливаго просвещения, мыслей не низких, но возвышенных и истинну от лжи различать умеющих, притом чувствований сердца благородных, к истинной славе расположенных: то кажется по разсуждению нашему заслуживалиб прежде всех в веру призваны быть люди просвещенные и благородные, а не простяки в рыболовном промысле упражнявшиеся.

Но иные суть суды Божие, иные человеческие! мы видим и в естестве, что соблаговолил Создатель и слабейшим тварям премудрыя производить делá. Однако, совсем тем, чтоб не унизить просвещения и учения, а напротив не потакнуть невежеству, возмем в разсуждение, что мы под именем истиннаго просвещения и прямаго невежества разуметь должны.

Прежде всего различить должны мы просвещение от учености. Не всяк просвещенный есть и ученый, так как и не всякий ученый должен почитаться просвещенным. По видимому кажется не вместно, чтоб ученый не был и просвещенным. Но не так оно есть в самой вещи. Ученым обыкновенно почитается, который изучился знаниям и наукам, на пример, ясно понимает весь состав Богословских Догматов, и оные как защитить, так и противныя тому мнения сильно отразить может. Изучен Философии, и сокровенныя естественных вещей причины испытовать и оныя изъяснить умеет. Изучен Математике, и по тому во изчислении и в размерении тел искусен. Изучен Астрономии, и течения звезд и различныя оных свойства довольно понимает. Силен в слове, и красноречием своим каждаго поражает, и обращает человеческим сердцем. Искусен в правах, и всякия трудныя стречающиеся в судах случаи остроумно разрешает. В сих знаниях и науках особливо заключается вся ученость человеческая.

Ни мало не охуждая сии знания и науки, но отдая им всю справедливую похвалу, должны мы вопросить; всеми теми знаниями и науками одаренный человек есть ли уже и добродетельный? На сие подтвердительно сказать никак не возможно. Мы из Истории ведаем, и из самых опытов дознаем, что многие из ученых были впрочем люди развратные: и по нещастию тем были развратнее, чем ученее. Не учение тому было причиною; никак! Но развратность человеческая, которая умела и самое добро во зло обратить. Многие в Догматах веры преученые по высокоумию или страсти дали многим Слóва Божия местам превратный толк, и чрез то посеяли ереси и возмутили тишину церкви Христовы, а иногда покой и рода человеческаго. Многие Философы мудрованиям своим не полагая пределов, ввели странныя мнения, и чрез то нравы человеческие чувствительною заразили порчею. Многие витии блистая громким слогом, или оной умащая сладкими переворотами и наивреднейшими советами, многим многия причинили нещастия. И для того Апостол, вышния мудрости участный, велит блюстися Философии и тщетныя лести (Колос. гл. 2, ст. 8), то есть, красноречия. Не разумеется здесь вообще Философия и Красноречие, но Философия и Красноречие в высокоумных головах развратных Философов и Витий.

Таковых Философов и Витий гнездом были Афины. Пришел туда Павел, и своим просвещенным оком прежде всего воззрел на тот предмет, который есть паче всего для человека важнее, то есть, на храмы. Чтож он увидел? Странное видение! увидел он у тех мудрецов храм, у коего на дверях была надпись: неведомому Богу (Деян. гл. 17, ст. 23). Что может быть страннее, как не ведать то, что есть началом и источником всех вещей, всех действий, всех знаний? Но сего-то Философы и не ведали. Приметьте при сем, что у тех же Афинян были многие храмы, посвященные разным богам, иные Минерве, иные Марсу, иные Ескулапию, иные иным безчисленным. Что само по себе доказывает крайнее заблуждение и невежество, но притом явное в том заключалось противоречие. Ибо ежели был един Бог ими неведомый, то уже другие боги могли ли или должны ли быть почитаемы богами? Не самое ли сие единаго хотя имя неведомаго Бога признание, прямо вело их ко опровержению многобожия? Однако Философия все сии в одно мешала безместности.

Теперь паки вопросим, что когда многие ученые были вместе и люди развратные, то могут ли они по самой справедливости почитаться и просвещенными? Ни как! Сего великаго и священнаго наименования таковые люди не заслуживают. Бог есть Отец светов (Иак. гл. 1, ст. 17); и сия была бы хула противу Духа Святаго, естьлиб утверждать, что Он просвещает человека таковым светом, который ни мало не делает его в нравах лучшим, да еще и Его гневу и осуждению подвергает. Свет небесный и Божественный не может быть таковым, от коего истинное просвещение произтекает. Оно должно состоять и состоит в честности души, в добродетели сердца. Кто не злобив, человеколюбив, сострадателен, милостив, не высокоумен, но кроток и смирен, послушен, трудолюбив, не корыстолюбив, своим праведным доволен, воздержен; но притом благочестив и душевно благодарен и почтителен к Подателю всех благ, сей есть и просвещен.

Вот вам и свидетельство на то от Слова Божия, да не на моем разсуждении, но на истинне небесней утверждаетеся. Кто премудр и искусен в вас, говорит Апостол Иаков, да покажет от добраго жития дела своя в кротости и премудрости. Аще же зависть горьку имате и рвение в сердцах ваших, не хвалитеся, ни лжите на истинну. Несть сия премудрость свыше нисходяща, но земная, душевна, бесовска; иде же зависть и рвение, тамо не строение и всякая злая вещь. А яже свыше премудрость, первее убо чиста есть; по том же мирна, кротка, благопокорлива, исполненна милости и плодов благих, несумненна и нелицемерна (Иак. гл. 3, ст. 13, 14, 15, 16 и 17). Из сих Божественных слов видите, что един добродетельный человек не токмо есть просвещен, но и премудр, а по тому и учен и преучен. Ибо чего ему не достает, когда стяжал он сокровища благих дел? В чем он позавидует ученому, когда сей при всей своей учености истинным светом непросвещен? Знать делать добро, есть великая премудрость. И для того Давид весело воспевает: паче старец разумех: яко заповеди твоя взысках (Псал. 118, ст. 100).

Но как же он может знать, что есть добро, и что есть худо, когда не учен? Бог давно устами Пророка своего предрек: и будут вси учени Богом. Училище Его есть вся вселенная. Глас Его учительский есть глас совести. Не затруднил Бог сего столь нужнаго для нас знания. Довольно для сего одно безпристрастное сердце. Притом душа вопиющая к Богу от чистаго сердца и совести благия, некоторым сокровенным вдохновением узнáет то, что человеческий разум понять и язык изъяснить несилен. Чем кто более удаляет себя от страстей, тем более очищается его мысль, и яко в кристалловидной воде сияет в ней вся красота истинны Божия.

Сия-то причина была, что Сын Божий сошедый с небес, истинная в разуме Предвечнаго Отца рожденная премудрость, прежде всего в свою Божественную веру, призвал простых людей, рыболовов, мытарей и скинотворцев. Воззрел Он на Фарисеев и Саддукеев; и нашел их столь высокоумием занятых, что они не почитали, дабы кто мог быть разумнее их. А сие высокоумие напыщало их гордостию и презрением к другим; и оно же заразило их корыстолюбием, дабы поддержать пышность свою; и по тому сделало жестокими и безчеловечными. Не достойны они были звания Христова.

Воззрел Он на именитых людей, и нашел их гордыми и неприступными. Всяк почитаемый в низком состоянии считался от них, яко бы он и в самом деле был низок и презрен. Притом довольство всякое заставляло их утопать в роскоши, и заняв все чувства, о лучшем каковом либо блаженстве, паче сего земнаго и телеснаго, и не помышляли. Могли ли таковыя разслабленныя сердцá принять в себя семя Божественное и произрастить плоды благих дел? И почемуж бы их можно было назвать просвещенными?

Но не таковыми нашел Спаситель оных простых людей, рыболовов, земледельцов и скинотворцов. Были они незлобивы, чистосердечны, не много о себе высокоумствующие. Трудом своим снискивали себе хлеб без обиды всякаго: да еще от скудости своей снабжали и других. Несли все тягости без роптания, почитая, что сия их участь Богом определенная. В нуждах же своих прибегали к Богу, уверяя и утешая себя промыслом Его. На сих воззрело Божественное око, и осветило их, яко солнце. Не были они прямо просвещенны, но ко вмещению истиннаго просвещения разположены и готовы. Идите по мне, и сотворю вы ловцы человеков (Матф. гл. 4, ст. 19). И тотчас ничего не размыслив, пошли по Нем, и сотворились подлинно ловцами человеков. Разкинули свои сети по всей вселенной, и всякаго рода и состояния людей во оныя уловили.

Усладительное и удивительное зрелище, когда и самые Философы пред сими простаками повергли все мудрований своих оружия, и невежество свое пред ними признали! Сия была наиславнейшая под солнцем добродетели победа, когда она таковым образом восторжествовала над премудростию мира сего.

Довольно сие и нас не только вразумить, что есть истинное просвещение, но и искать онаго паче всего. Не печалься, когда ты не достиг до высоких наук и мудрований. Довольно ты учен и блажен, когда честен и добродетелен. А без сего горе нам и миру со всею премудростию его. Аминь.

Говорено в Троицкой Лавре, 1794 года, Июня 11 дня.