Слово 40. На день Богородичный

СЛОВО

НА ДЕНЬ БОГОРОДИЧНЫЙ.

Проходил Господь Иисус веси и грады, как днесь слышали мы во евангелии. Не имеем мы ныне сего счастия, чтоб видеть нам сие славное и радостное его хождение. Но когда видим мы с песньми и пениями духовными носимое святое его изображение, можем себя уверять, что какбы самаго его ходящаго видим мы. Да и прохождение его по весям и градам не само собою токмо было вожделенно; а паче, что благовествовал он истинну и жизнь.

Но сие благовествование умолкло ли и ныне? Сей Спасительный источник изсох ли и для нас? Нет! Небо и земля мимоидут, а словеса его не имут прейти (Мф. гл. 24, ст. 35). Когда мы и то и другое наблюдаем, исполняем Богослужение и наружное и внутреннее. Творя крестохождение, и нося в оном священныя изображения Его самаго, пречистыя его Матери, и угодников его, совершаем мы Богослужение наружное. Но когда верою и святостию душа наша к нему возносится, и словом его просвещаем и питаем дух свой, совершаем мы Богослужение внутреннее. И то и другое есть полезно и нужно для истиннаго Богопочитания, хотя одно другаго есть преимущественнее, и одно другому служит основанием. Взойдем мы в сие, и потщимся доказать, что при Богослужении внутреннем и наружное Богослужение, не только достойно уважения, но и полезно и Богоугодно.

Некоторые думают, что довольно одно Богослужение внутреннее: а наружное всякое или отметают, или почитают излишним. Таковое мнение происходит или от незнания природы человеческия, или от недостатка внутренняго Богослужения. Человек состоит из тела и души. Одно есть наружное, другое внутреннее. Тело есть видимо, но душа есть сокровенна: и что она в нас существует, наиболее то узнаем из наружных телесных ею производимых действий. Ибо все наружныя телесныя действия суть какбы некоторый души образ. Говорим мы; и сей дар для человека столь есть превосходен, что оным от всех животных различаемся. Но что суть сами собою наши слова? суть одни знаки внутренних души понятий. Однако сии знаки суть для нас столь полезны и нужны, что и самыя оныя понятия были бы безплодны и почти тщетны, ежелиб мы их словами изображать не могли.

Такова есть человеческая природа, и законы ея нам опровергнуть не возможно. Приложим мы сие к отправлению нами должнаго Богу служения. Имееш ты веру к Богу, и душевными движениями возносишься к нему. Сие конечно есть то, что прямое Богу составляет служение. Но при сем внутреннем твоем расположении может ли и тело остаться без всякаго действия? Чем более внутренность силою духа будет напряженна, тем более она в наружности откроется. Воображая Божие величество и свое ничтожество, не прегнутся ли пред ним колена твои, или и всего себя со Авраамом не повергнеш ли пред ним, говоря с ним же: Аз же есмь земля и пепел (Быт. гл. 18, ст. 27). В час твоих печалей и скорбей, призывая его свыше помощь, не простреш ли ты к нему свои длани, так как Давид воздеяние рук приносил ему в жертву вечернюю? Размышляя о своих согрешениях, коими ты явился неблагодарен пред Божескою благостию, не изпустишь ли тяжкаго воздыхания, и не будеш ли с мытарем ударять свои перси? При воображении его к тебе любви, его усыновления, и оных несказанных благ, которыя он тебе в вечности изготовал, не потекут ли при сем из очес твоих радостныя слезы?

Все сие есть на природе основано: и не льзя одно от другаго разлучить, разве по разрушении души с телом. Но все то есть наружно, и можно все то назвать или души, или Богослужения обрядом: однако оно столько же есть естественно, как и внутреннее душевное разположение: а потому не меньше как одно, так и другое есть Богоугодно. И сие, что видели мы, отъносится только до единой каждаго Богопочитателя особы. Но ежели взять еще в разсуждение общество церькви, которыя каждый Богопочитатель есть член, то и более окажется пользы и нужды и в наружном Богослужении.

Мы Христиане чем во едино тело соединены? И почему признаем себя взаимно братиями и членами в едином союзе веры? Конечно таинствами, яко то наипаче в единой купели крещением, и от единыя трапезы причащением. Но все таинства, по наружности единой о них разсуждая, суть священныя обряды и Богослужение видимое. Нет сумнения, что вся их сила в таинственной внутренности заключается: но открывается она наружными действиями: и никак бы таинства сами собою в един веры союз нас взаимно соединить не могли, ежели бы наружныя их действия не служили нам вместо священных знамений, по коим мы узнаем, кто нам есть собрат и сочлен в союзе единыя веры. Отъими все то, разстроится союз тела церковнаго. Тоже и о других церьковию принятых обрядах разсуждать надлежит.

Но таковые обряды, могут нам сказать любители споров, должны быть изображены в Божием слове. Конечно! или явственно, как то видим мы в обрядах таинственных: или когда они с словом Божиим сходственны, или по крайней мере ему не противны. Все то, что учреждено церьковию, а не производит никакого соблазна или вреда, но паче или служит побуждением ко благочестию, или наставлением в нравах, или как бы есть некоторым гласом в молчании простых учащим, все то не иначе принимать мы должны, как бы то самым словом Божиим было уставлено, поелику не только ему не противно, но с оным и сходственно.

Чувства наши великое действие имеют над нашим разумом и духом. Чтоб один дух действовал совершенно и сильно тогда, когдаб чувства ничем не были поражаемы, таковое положение есть может быть свойственно единым блаженным духам, соединения телеснаго неучастным. Подлинно опасно для всякаго действия человеческаго, а особливо для Богослужения, ежели чувства возмут верх над разумом, чего всемерно всяк истинный Богопочитатель опасаться и убегать должен: но теже самыя чувства весьма много спомоществуют душе к большему ея совершенству, ежели они разуму только с повиновением служат, а не разполагают им самовластно.

И потому свято сохраняя наружное Богослужение и все веры обряды, наипаче должны уважать Богослужение внутреннее, духом, а не телом, верою, а не призраком, истинною, а не одною ея тению. Знак, чтоб был прямым знаком, надобно, чтоб он имел наилучшее сходство с вещию означаемою. Тело без духа есть мертво. Знак без вещи означаемой не означает ничего; а потому перестает быть и знаком. Дух иже оживляет, плоть не пользует ничтоже (Иоан. гл. 6, ст. 63). Преклоняеш ли ты колена пред Вышним, и много пред ним прочитываеш молитвенных страниц; но когда между тем дух твой не чувствует никакого сокрушеннаго удара: таковое богомолие остается безплодно. Возжигаеш ты свечи, и благовонныя во храме его курения: но когда между тем сердце твое к нему есть прохлажденно, и изходит от тебя зловоние пороков: таковое служение почитается, яко лицемерие. Святые иконы облагаеш ты сребром и златом и драгим камением: но когда между тем или не милуеш беднаго, или еще и ограбляеш неповиннаго: таковая поступка есть храмина на песке основанная, и нашедшей бури гнева Божия разрушение ея должно быть велие. Что мне в множестве жертв ваших, глаголет Господь. Аще принесете ми семидал, всуе: кадило, мерзость ми есть. Праздников ваших ненавидит душа моя (Исаии гл. 1, ст. 12, 13, 14). Почто, О праведный Господи! Яко руки ваши исполненны крове (Исаии гл. 1, ст. 15).

Однако, сколь ни строги, и сколь ни праведны сии противу наружнаго Богослужения выговоры; но не потому одному, что Богослужение то было наружное; но что оно было лицемерное, без всякия в душе веры, без всякия добродетели: а потому оно по справедливости не могло назваться и наружным Богослужением; а было в самой вещи ничто: так как знак без вещи означаемой есть ничто. Но при внутреннем благочестивом расположении, при честности нравов, все есть похвально и свято. Сердце твое исполненно верою чистою; наружность твоя тому точно соответствует: что сие есть, ежели не сильно внутрь тебя горящий огнь, и сквозь ограждение тела ясно блистающий?

Когда многие во храм Иерусалимский богатые вносили вклады, одна вдовица ввергла в оный две лепте, два малоценныя монетца. Но проницатель душ и целитель сердец издал суд, что вклад ея есть многоценнее всех богатейших вкладов. Вера ея и добрая душа толико возвысили наружность ея! Ибо приметьте вы, что она по евангельскому словеси, две лепте не внесла, но ввергла (Лук. гл. 21, ст. 2). Сие значит, что она стыдяся своего малаго приношения, и как бы боясь, дабы Вышний за таковую приносимую малость на нее не прогневался, две свои лепте бросила; и тот час убежала, скрываясь от лица человеческаго, чтоб не осудили, и от лица Божия, чтоб не возбудить его гнева. Однако сия то самая великая вера причиною была, что почтена она была принесшею все свое имение. И конечно все: ибо более не имела; когда и душу свою и сердце и дух вместе принесла и посвятила Богу. Вот наружность! но святая, но нелицемерная, но Богоугодная.

Мы возмем себе ее в образец: да служим Богу духом и истинною: ибо таковых поклонников Отец ищет. Когда же таковое будет наше пред Богом служение по внутренности душевной: то само собою последует Богослужение и наружное: и одно с другим сплетшись союзом святым, учинит нас и Божиими истинными служителями, и церкви его верными членами. Аминь.

Говорено в Казанском соборе, 1787 года, Июля 8 дня.