Слово в неделю вторую великаго поста

XIX. СЛОВО

В НЕДЕЛЮ ВТОРУЮ ВЕЛИКАГО ПОСТА.

Нет ничего несноснее, как естьли наилучшее дело в худую обращается сторону. Ибо сие не может произойти, разве от души злобнейшия: притом чрез сие честный человек в своем добром делании останавливается, и добродетель ослабевает: а злость берет силу и преимущество.

Разслабленный, как в нынешнем Евангелии слышали мы, был принесен пред Христа Спасителя. Он его исцелил: разслабленный стал здрав; возрадовался; ибо сделался полезным и для себя и для других. Ктоб таковое благое дело не похвалил, и не возблагодарил благодетеля? Кажется, что и самая злоба ничегоб не могла найти в сем предосудительнаго.

Но что Фарисеи о Исцелителе говорят? Что сей глаголет хулы? (Марк. гл. 2, ст. 6). Каковая есть, о вы чудные! в сем противу Бога хула, чтоб больнаго исцелить? Но Он, де, притом больному сказал, что отпущаются ему грехи. Изрядно: но когда вы не можете и не смеете оспорить, что Он разслабленнаго исцелил словом, то по сему должны вы признать, что Он и грехи оставляти может. Ибо одним слова повелением никто не может исцелить разслабленнаго, разве будет или Сам Бог, или кто именем Его. Когда же кто действует что силою Божиею, то он хулителем Божиим быть не может. О злоба! она в одно время ярится на человека; но в тоже самое время от помрачения мыслей принуждена говорить нелепое: а чрез то сама себя не хотя обнаруживает.

Оныя Фарисеев не имеющия связи слова происходили от зависти. Имели они доверенность в народе: но оная уменшалась непорочными и кроткими поступками Иисуса Христа, Который, сняв с них покрывало лицемерия, показывал народу в прямом их безобразном виде. Сие-то воспаляло во утробах их адскую зависть. Как сия страсть есть самая смертоносная, то и поговорим мы об оной, дабы кто ею не был заражен, или зараженный мог бы сколько нибудь получить исцеления.

Зависть есть скорбь и терзание души, когда видит другаго счастие. Она имеет лице иногда бледное, иногда синее, сухое, глаза искривленные, а иногда кровавые и стремительные, брови нахмуренные, лоб напряженный, губы дрожащие и безкровные, язык прерывающийся, и задыхающийся глас. Столько-то трудно, чтоб внутреннее беззаконие, не обнаружить на лице!

Так устроил Творец естества, что не возможно, дабы злобнаго человека внутренний яд не разливался по ланитам его. И так сия страсть уже сама себе наносит казнь, прежде осуждения вечнаго. И сия казнь есть самая справедливейшая.

Но когда страсть зависти есть столь мучительна и страшна, то что же завистливаго человека заставляет добровольно подвергать себя толикому мучению? Счастие другаго. Изрядно! но какое счастие, вопрошаю я? Мнимое, или истинное? Ежели мнимое, то оно наружное, временное, скоропреходящее: мнимое счастие есть в самой вещи несчастие. Роскошествует кто, великолепные строит домы, блистает одеждами, устрояет богатые столы, выездами своими всех на себя обращает взоры: заставляет всех себя бояться, и наружно поверьгаться пред ним, а внутренно проклинать; все сие почитается по простонародному мнению счастием: но ежели при всем том таковый счастливец не имеет честности в душе, непорочности в сердце, достоинства в самом себе; а потому ни спокойствия в совести, ни защиты с небеси, таковое счастие есть мнимое, наружное, скоропреходящее, да еще с ужасным падением.

Так почему же таковому завидовать? Он более сожаления, нежели зависти достоин. Ежелиб ты точно был уверен, что, став таковым счастливцем, в самоскорейшем времени поражен будешь страшным падением: то непременно обегал бы издалека блеск столь обманчивый и столь опасный. Не ревнуй лукавнующим, ниже завидуй творящим беззаконие: зане, яко трава скоро изсохнут, и яко зелие злака скоро отпадут (Псал. 36, ст. 1, 2). Не завидуй таковому: а паче предупреди его падение искренним советом, увещанием, молитвою. Докажи ему истинною и словом Божиим, чтоб не гнался за тению, оставив тело: чтоб не прельщался наружностию, пренебрегая внутренность; чтоб не строил дома, не положив прежде основания; ищи, скажи ему, прежде царствия Божия и правды его: сие есть тело; сие внутренность; сие основание: а прочая вся, яко за телом тень, приложатся тебе (Матф. гл. 6, ст. 33). Таковою поступкою ты покажешь себя быть человеком не завистливым, но доброжелательным, честным, от Духа Божия руководимым. И другаго предостережешь от несчастия, и собственное свое сердце исполнишь не желчию зависти, но сладчайшею манною удовольствия и радости. И так мнимому человека счастию завидовать никакой причины и пользы нет, кроме развратнаго сердца и собственнаго мучения.

Посмотрим же мы с тобою теперь и на то, можно ли завидовать истинному каковаго нибудь человека счастию. Истинное счастие есть внутреннее, твердое, постоянное, вечное. Когда кто добродетелен, искренен и доброжелателен ко всем, благодетелен и щедр, в делах своих честен и непорочен, дом содержит в порядке, с женою живет в любви, детей воспитывает в страхе Божии и истинном просвещении: а потому Бог его всем благословляет: в доме нет у него скудости, а изливается всякое изобилие, от добрых людей почитаем и любим, все к нему имеют прибежище, и все его любя обожают. Таковое счастие есть истинное и вечное. Ибо оно и самою смертию не пресекается: а только по смерти становится совершеннейшим, и никакой во веки опасности не подверженным.

Так возможно ли и таковому счастию завидовать? Ежели зависть твоя только состоит в ревности, чтоб захотеть и тебе таковым же стать, таковое ревнование я не хулю. Оно есть похвально. Но оно не есть зависть. Зависть мучится и терзается видя в другом таковое счастие. Так какая же бы причина была тебе, взирая на таковое счастие, терзаться и мучиться? Для того ли, что ты сравнивая себя с ним, не находишь в себе столько ни достоинства, ни честности, ни способности, ни добродетели. Изрядно! Такое твое безпокойство есть похвально. Ибо ты справедливо сам себя осуждаешь; и призная сам свои недостатки, тем самим надежную отворяешь дорогу к поправлению своему. Но таковое твое безпокойство было бы уже не зависть, а доброе раскаяние. Ибо зависть безпокоится и мучится, смотря на другаго, а не на самого себя. Но может ли чтонибудь быть безчестнее, безсовестнее, богопротивнее, как только для того другому завидовать, что он честен и добродетелен, и потому от всех любим и почитаем? Ты тем самим возстаешь не только противу порядка Богом Самим утвержденнаго, но и противу Самого Бога.

Бог основатель есть добродетели и честности. Его благоволение есть, чтоб добродетель красотою своею привлекала всех к своему люблению и почтению. Почему завистию своею ты опровергать стремишься Божие учреждение, когда того ненавидишь, коего любит Бог, за то только одно, что Бог любит его. О ужасный разврат человеческаго сердца!

Но ты завистливый! не видишь, что возстаешь нагло и противу самого себя. Чем более завидуешь достойному человеку в счастии его, тем более ничего недостойным кажешься пред очами человеческими. Да не только кажешься, но и самою вещию ничего недостойным себя делаешь. Ибо чем более завидуешь добродетельному человеку в счастии его, тем более сердце твое развращается; а потому, и какоеб ты имел малое достоинство, и то теряешь. А между тем, того, коему завидуешь, еще счастливее делаешь. Ибо кроме того, что он, приметя твою зависть, больше берет осторожности; а потому себя отвсюду ограждает, и счастие свое утверждает более: кроме сего, говорю, его счастие становится блистательнее. Ибо приметя другие, и его достоинство, и твою зависть, тем более его возлюбят, а тебя возненавидят. И так ты хотя завистию своею другаго унизить, тем самым его возвышаешь. Изрядно о сем некоторый писатель говорит следующими словами: лучше ли ты другаго, тем меньше завидуй. Понеже когда ты завидуешь, тем самым признаешь, что ты меньше другаго. А потому лучше ли кто тебя, или хуже, или равен тебе; хвали или лучшаго, или меньшаго, или равнаго. Лучшаго для того, что ежели он недостоин похвалы, то и ты уже хвалим быть не заслуживаешь. Меньшаго же или равнаго для того, что хвала твоя становится большею, когда и меньший или равный тебе похваляемь есть. И так по сему завидовать другаго истинному счастию есть противно и совести и Богу, и вредно самому себе.

Посмотрим мы на нынешних Фарисеев. Они позавидовали славе Христовой. Что же? Унизили ли тем славу Его? Никак. Но тем более оную возвысили, а унизили и посрамили самих себя. Ибо тем более заставили возлюбить милостиваго Благотворителя, и узнать настоящую цену Его благодеяния: а самих себя возненавидеть, и почесть за врагов пользы человеческия.

Но что мы доселе ни говорили, сие относится к зависти, поелику она мучит и терзает самого завистника. Почему и не былоб нужды о том много сожалеть. Ибо таковая для завистника казнь есть самая справедливая: да она же и не безполезна. Ибо завистник, хотя страшась таковой казни, может когда либо удалить от себя страсть столь мучительную.

Но о горе! о беда! Сия из ада изшедшая страсть, находит иногда для себя утешение. Но в чем? В повреждении или в разрушении счастия другаго. Зависть в препровождении всегдашнем водит за собою клевету и злословие. Сими смертоносными средствами удается ей иногда повредить честнаго человека доброе имя. Она умеет солгать; умеет добрым делам худые дать виды, злобно перетолковывая, что акибы то или не так было, как оно есть, или что будтобы худое какое под тем кроется намерение, или что он то делает для какой нибудь своей сокровенной пользы, а не от доброжелательства к другим; и что притом он завистник сие говорит акибы не от зависти, но от добраго сердца, предохраняя других пользу, и предостерегая их от вреда. Таковая зависти хитрость иногда в слабых душах свое находит действие. Поверят тому; на добраго человека возымеют худое мнение и презрение; а чрез то и повергается он иногда неповинному гонению и несчастию. Каковых несчастных примеров множество всяк из вас, думаю, многократно видел или слышал с горестию.

Что же при сем делать надобно человеку добродетельному? Крепко в душе себя уверить, как-то и самая истинна есть, что счастие прямое состоит в непорочности сердечной и добродетели: а не в наружных каковых либо выгодах и удовольствиях. Ибо все сие есть обманчиво. Зависть может лишить когонибудь неповинно наружных мирских и телесных выгод: а сие в самом себе есть не велико. Но честности, добродетели, непорочности, ни зависть, ни ад, ни враг рода человеческаго лишить добродетельнаго человека не в силах. А сие-то и есть, что составляет истинное человеческое щастие: и сия-то есть оная благая часть, яже не отымется ни кем и никогда: ибо она в руце Божией. Аминь.

Говорено в Чудове монастыре Марта 16 дня

1785 года.